Таня Финн


НеВидаль
или
Яблочный сироп для дрозофилы


Пролог


— Мухомор? На, получи! — Маруся ловко поддала ногой по крепкой красной шляпке. Пёстрый кружок отлетел, рассыпая вихрь белых крошек, и приземлился в траве. Белая кривоватая ножка осталась стоять, топорща тоненькую пелеринку. Маруся фыркнула. Бросила корзинку и сказала, глядя на едва прикрытое дно, где сцепились шляпками несколько разновозрастных маслят:

— Да чтоб вам лопнуть!

Вздохнула, поджимая губы на манер старшей сестры, и уселась на торчащий из тонкой спутанной травы обломок трухлявого берёзового ствола. Развернула тряпицу, разложила на коленках и с усилием откусила от краюшки. Жуя неподатливую корку, оглядела полянку. Кисло подумала, что и тут ничего не найдёт.

— Пустая корзинка-то, красавица?

Она уронила обкусанную краюшку в траву.

— Да пустая, дядька Федот.

Коричневая лохматая сука обежала её сбоку и уселась перед ней, добродушно открыв пасть и вывалив розовый язык меж белых, косо посаженных клыков. Маруся зашарила по траве, подобрала хлеб и протянула к влажному собачьему носу. Сука шевельнула ноздрями и облизнулась. Из угла растянутой в улыбке собачьей пасти потянулась струйка увешанной древесной трухой слюны.

— Зря стараешься, девка. Она у чужих не берёт. — Лесник отлепился от ствола, к которому прислонился, сняв шапку и отирая пот с морщинистого лба.

Шагнул, хрустя тяжёлыми сапогами по сучьям поваленного ствола, останавливаясь у неё за спиной.

— Знаешь ведь, здесь собирать не положено. Как расплачиваться теперь будешь?

Он сжал ей плечо, и она почувствовала, как тонкая рубашка под тяжёлой ладонью стала влажной.

— Дяденька Федот, возьмите мои грибочки, вот тут… — Она подобрала корзинку, вытягивая трясущуюся руку вперёд.

Лесник засмеялся. Собака двинула задом по траве, глядя на Марусю, зевнула с прискуливанием и чихнула. Корзинка метнулась, упав на собачью морду, нахлобучиваясь диковинным шлемом, плетёная ручка охватила мохнатую шею, прижав лопухи-уши. Посыпались разбитые в крошку маслята.

Перепрыгнув собаку, Маруся метнулась через поляну. Сука затрясла головой, царапая когтями ивовые прутья, тщетно пытаясь стряхнуть застрявшую на ушах корзинку. Слыша, как ругается чёрными словами лесник, треща сзади по сухим веткам, Маруся взвизгнула, подобрав юбки, отчаянно оттолкнулась обеими ногами от земляного, с торчащими обрывками тонких корней, края воронки, оставшейся после вывороченного огромного пня. Приземлившись на коленки, обернулась, увидела обегающего яму Федота. По-звериному подбросив себя спружинившими на покрытой сухими листьями земле руками и ступнями, бросила себя под тень нависающего с края поляны огромного дерева. Затрещала, разрываясь, домотканая юбка, зацепившись за торчащий сучок. Почти коснувшись щекой шершавого ствола, покрытого мозаикой наросшей толстой коры, обогнула дерево и понеслась прочь от поляны. Какое-то время она слышала за спиной топот ног, потом лесник остановился и крикнул:

— Стой, дурёха!

Она не остановилась, и он крикнул ещё, повысив голос почти до бабьего визга:

— Вернись, не трону!

Освободившая, наконец, голову собака остановилась у его ног, прижавшись к сапогу и глядя вслед убежавшей добыче, поводя носом и подняв шерсть на загривке.

Лесник снял шапку, скомкав в кулаке, провёл под носом, отдуваясь, и бросил себе под ноги.

— Эх, тудыть её, — сказал с досадой. — Пропала девка.


Прошло много лет…

Рамис глубоко вздохнул и строго посмотрел на бабку Любку. Она тоже глядела на него круглыми блестящими глазками и улыбалась.

— Ты давай не сиди, записывай, — поощрила его бабка, указав острым подбородком на листок бумаги.

Он бросил ручку на стол.

— Бабка Любка, да что я вам, собака сыскная?

— А я тебе говорю, пропала она.

— Суток не прошло, одних суток!

— Для нашей Нютки и одни сутки… Для таких как она, день за трое надо засчитывать.

Милиционер помотал головой. Нютку он знал хорошо. Её все знали.

— У Петровича искали?

— А как же, — бабка продемонстрировала маленький телефончик. На блестящем розовом чехле болтались фенечки. — Первым делом.

— И что?

— Жена у него из города вернулась.

Рамис задумался. Перед глазами возникла нелепая картинка: внезапно вернувшаяся жена Петровича душит пухлыми руками в золотых кольцах вытащенную из супружеской постели Нютку. А потом они вместе с повинившимся мужем закапывают её в огороде. Торопливо мелькают лопаты, комьями летит чернозём. Тьфу ты, глупость…

— …ещё на той неделе отдать обещалась, — продолжала рассуждать бабка Любка, ёрзая в мягком офисном стуле, — а у меня доход не такой, как у тебя, милок. Вон как вас обеспечили, гляди, что мебель, что обои на стенах — прямо царские палаты. Так что садись-ка ты на свой танк, да поезди, поищи Нютку. Авось найдёшь.

Танком местные метко прозвали служебный автомобиль.

— Вот с делами разберусь, и поищу. — Милиционер ткнул пальцем себе за спину, где на бежевой стене висели аккуратно прицепленные портреты. Эти лица не смогли бы занять первых мест на конкурсах красоты, даже в их провинциальной глухомани. Тёмные копии фотографий давали смутное представление о внешности и нелёгком жизненном пути пропавших без вести граждан.

— Энти тут давно висят, — бабка махнула рукой, поднимаясь с нагретого сиденья и пристраивая на локоток клеёнчатую сумку с пришитым махровым цветком цвета электрик. — А денежки она одолжила ещё на той неделе…

Выпроводив бабку, он вернулся к столу и вытащил из ящичка ключи от машины. Вовсе не деньги всполошили его соседку, уж он знал бабку. Раз прибежала, значит, неспроста. Бабка Любка пользовалась среди жителей посёлка авторитетом и слыла всезнайкой. Болтали даже, что она в молодости вовсю практиковала сглаз и приворотные зелья, но это уже была совершенная чепуха.

Закрыв отделение и спустившись с новенького крыльца, отделанного светлой плиткой, в дождь немилосердно скользившей, и уже послужившей причиной множества синяков и шишек граждан, шутивших, что на крылечке отделения можно устраивать конкурс виртуозного мата, он забрался в машину.

Солнце припекало уж вовсе невыносимо, когда он остановился на развилке пыльной дороги. Накатанная её половина вела через поля к хозяйству. Другая часть, с проросшей травой колеёй, тянулась вдоль засаженного викой обширного участка земли, виляла меж редких островков чахлых берёзок и пропадала из глаз у края лесопосадки. Там, за полосой выстроившихся шеренгой лиственных деревьев, была граница района. Ну, не совсем граница. Меж землями соседних хозяйств, азартно конкурировавших за первые места на выставках сельхоздостижений, и наперебой продвигавших на региональный рынок то небывалые сорта овощей, то внушительных быков-производителей с их многочисленным потомством, лежало подобие нейтральной полосы. Это был кусок земли, густо поросшей лесом. Лес этот был жалким остатком того первобытного леса, который простирался когда-то, насколько хватало взгляда, и на чьей территории теперь расположились поля и фермы.

Теперь это была неровная полоса земли, обрамлённая каёмкой травы. Сразу за спутанным зелёным ковром, из которого торчали головки бессмертника и жёлтенькие метёлки сорняка, высилась стена матёрых сосен. Здесь они росли не ввысь, а вширь, покрываясь редкими штырями торчащих в шахматном порядке веток и плотной шкурой мозаичной коричневой коры. В густой тени, начинавшейся почти сразу за стеной деревьев, пёрли из земли здоровенные шляпки боровиков. А ещё дальше смутно виднелись ряды выстроившихся в кружки ярко-рыжих лисичек.

Милиционер, выбравшись в траву, потоптался, разминая ноги и рассеянно глядя на махровые головки цикория, густо торчащего вдоль дороги. Дальше ехать было бесполезно. Не в соседний же район дурная баба подалась? Он глубоко вдохнул нагретый солнцем воздух, настоянный на травах и сосновой смоле. Повернулся к машине, и замер. Ожесточённо почесал вспотевший затылок, проведя крепкой пятернёй по густым чёрным волосам, отчего те встопорщились во все стороны коротенькими слипшимися прядками. Засопев, он хлопнул дверцей машины, яростно морщась и шаря по карманам. Нет, бумажка осталась в офисе. Ориентировка на завёдшегося в соседнем районе маньяка пришла в прошлом месяце. «Ну, Нютка, найду живой, сам прикончу!»

Повертев головой вокруг, он решительно двинулся вдоль кромки леса, шагая в густой траве, поднимая облачка пыльцы и толпы вспугнутых кузнечиков. Край леса стал забирать влево, солнце повернуло и скрылось за верхушками сосен. Ощупав сумку, висящую на боку, он нашёл лежащий в кармашке фонарик. Поправив хлястик и застегнув верхнюю пуговку рубашки, решительно шагнул под деревья.

Огляделся, отирая поцарапанную щёку. Он стоял у края маленькой полянки, когда-то образовавшейся после падения большого дерева. Ещё виднелся остаток огромного пня в округлой яме, полной полусгнивших листьев и веток. Обведя глазами полянку, он смачно выругался. Под массивными стволами, окружившими поляну, громоздились кучи мусора. Наполовину ушедший в землю, высился блок железобетонной трубы. Из потемневшего от дождей бока торчали беспорядочно согнутые прутья арматуры. Его подпирали обрывки бывших когда-то металлическими листов, теперь проржавевших в рыжую труху. За ними громоздились совсем уже потерявшие первоначальный вид груды того, что было раньше вещами.

— Вот гады. И сюда уже добрались.

Он приблизился к бетонному блоку, пнул в досаде ногой в добротном ботинке круглый покосившийся бок.

— Эх, где ты, моя прививка от столбняка! — махнув рукой, он шагнул в вяло спружинившую под ногой ближайшую кучу.

Вспомнив, что срок действия прививки ещё не истёк, в весёлом отчаянии полез дальше. Пошатываясь, перебрался через груду остовов старых кинескопов, ухватился за ребро вставших домиком строительных панелей, переломившихся пополам и образовавших шалаш, напомнивший Рамису древний сувенир, пылившийся на полочке у его бабушки. Сувенир из папье-маше назывался «Ленин в Разливе».

Чихнул, отёр вспотевшее лицо ладонью, и пролез в треугольный просвет между панелями. Под ногами затрещало. Он пошатнулся и заскрёб пальцами по шершавой поверхности плиты, сдирая пыль и ветхую паутину, заваливаясь назад. Потом под ногами провалилась земля, и он с тошнотворным ощущением падения в животе рухнул вниз.

Полежал немного, потом подобрал ноги и подвигал головой. Нашарил и вытянул из кармашка сумки фонарик. Кружок света зашарил вокруг, показывая только мрак.

— Темно, как в … — Он осторожно разогнулся. Вытянул руку, ощупывая земляные комья. Под пальцами осыпа́лась труха. Задрал голову, выискивая отверстие. Перед глазами высветилось неровное пятно. И замаячило почему-то лицо Нютки. Он затоптался, в приступе страха подбирая ноги, ожидая наступить на мягкое. Вытянул руку в сторону и пошатнулся, не встретив опоры. Осторожно переступил по неровной поверхности и двинулся в пустоту, ведя ладонью по земляной стенке. Если она свалилась в дырку, то могла и не выбраться самостоятельно, сказал мысленно, чувствуя противный холодок внутри. Потом резко остановился, с присвистом втянул воздух сквозь зубы и, торопливо царапая пальцами кобуру, вытянул пистолет.

— Ну, маньячок, если это твоя нора… Держись, ловить буду.

Впереди зашуршало. Он мгновенно направил кружок света, не дыша всмотрелся туда, где что-то промелькнуло.

— Крысы… — не веря самому себе, пробормотал Рамис, прижавшись спиной к осыпающейся сухими комьями стенке лаза. Узкий проход изогнулся, сворачивая улиткой влево. Понимая, что лучше бы вернуться и не строить из себя героя сыска, а отослать сообщение и позвать подмогу, он полез дальше.

Ощутил, что бока рубашки уже не отираются о землю, протиснулся ещё немного, поводил фонариком. Никак, пещерка, подумал с весёлым изумлением. Увидел как наяву центральный офис в районном городе, и себя, принимающего наградные часы из рук высокого начальства. Начальство трясло руку герою и ласково улыбалось.

Опять зашуршало, на этот раз сзади. Он дёрнулся, разворачиваясь, но ничего не увидел. Зато услышал тихий смешок, от которого у него по всему телу прокатились мурашки размером с кулак, а живот скрутило узлом.

— Кто здесь? — сипло крикнул он, мелькая кружком света. Взяв пистолет и фонарик так, как его учили, отступил к стенке лаза. Чувствуя за спиной опору, повторил:

— Кто здесь? Не двигайтесь и назовите себя!

Опять засмеялись, на этот раз сбоку. Потом что-то коснулось его ноги, он повернулся, и ему стало нехорошо. В кромешной тьме светлело лицо человека. Человек улыбнулся, показав зубы и глядя на него бледными глазами, протянул руку к фонарику. Милиционер отпрянул, выставив ствол перед собой, а светлое пятно лица растеклось перед глазами и возникло в другом месте. Он повернулся, ведя дулом вслед, холодея от вновь раздавшего смешка за спиной. Потом без малейшего шороха фонарик выдернули у него из руки. Пятнышко света метнулось в сторону и, прокатившись немного, остановилось, вплотную освещая серую комковатую землю.


Глава 1


Прошло много-много лет…

Подёрнутое дымкой солнце перевалило через верхушку очередного высотного здания и зависло посреди неба. Сплошная стена зеркальных окон отразила желтоватый свет, и частокол небоскрёбов загорелся огнём. Стрекозиный силуэт двухместного вертолёта полиции скользнул в сверкающей пропасти, маленькая тень вытянулась, раздробилась и вновь собралась в панелях упирающейся в самое небо башни, увенчанной смотровой площадкой.

— Мари Ив, готовься. Ты следующая, — пухленький блондин-секретарь положил трубку и пошевелил пальцами, разглядывая отполированные ногти.

Мари поднялась со стульчика в приёмной и подошла к длинному зеркалу у двери. Повела головой и улыбнулась отражению.

Зеркальное полотно вставили прямо в стену, сымитировав вход в кабинет. В первый свой визит сюда она, предвкушая впечатление, которое произведёт на предполагаемого шефа своим сногсшибательным видом, уткнулась носом в зеркало и позорно сползла вниз, глядя расширенными глазами в ультрамодном макияже на отразившийся приплющенный нос.

Секретарь уткнулся в экран коммуникатора, проворно порхая ухоженными пальчиками по клавиатуре. Мари скользнула взглядом по его выстриженному прядками затылку и сосредоточилась на окне. Над верхушками зданий делового центра стояла лёгкая дымка, и на расстоянии вытянутой руки неторопливо плыл мимо вертолётик, обманчиво неспешно взмахивая узкими лопастями.

— Прошу вас.

Шеф простучал пальцами дробь по столу, разглядывая Мари Ив. Молча указал на стул. Наконец глубоко вздохнул и придвинул к себе папку в тонкой коже.

— Мне рекомендовали вас как ответственного и исполнительного работника, — сказал скучным голосом, небрежно открыв папку. Ворохом поднялись затянутые в пластик разномастные документы и вырезки из газет.

Прихлопнув папку ладонью, шеф откинулся на спинку кресла и сложил пальцы домиком.

— Вы хотите повышения, госпожа Иванова?

Мари Ив порозовела. Только шеф мог назвать её анкетным именем. Ему наплевать, как долго она боролась за свой имидж.

— Возьмите эту папку. Изучите материалы. Освобождаю вас от всех остальных обязанностей, теперь вы занимаетесь только этим делом.

Он толкнул папку по столу.

— Когда будете в теме, придёте ко мне.

— Могу я узнать, на что следует обратить внимание в первую очередь? — деловито спросила она, сжимая кожаную обложку.

— На всё.

— Я могу идти?

— А вы ещё здесь?

Она вылетела за дверь.


Две женщины с любопытством подняли на неё глаза. Она с достоинством прошествовала к своему маленькому столику, отодвинула стул, мягко скользнувший по имитации паркета. Вытянула из ящичка стола портфель крокодиловой кожи, небрежно откинула клапан и с усилием впихнула в него старомодную папку. Мягко щёлкнул золотистый замочек.

Коллеги молча наблюдали за процессом. Наконец Мари Ив выпрямилась и, взяв в руку изящный портфельчик, направилась к выходу. Приостановившись, обернулась. Две пары глаз уставились на неё.

— Сегодня меня уже не будет. Шеф поручил мне очень важный проект.

Сделала паузу, наслаждаясь произведённым эффектом.

— Присмотрите пока за моим столом. Хотя… может быть, он мне уже не понадо­бится. — И, чувствуя спиной провожающие взгляды, неторопливо удалилась.


Сидя за рулём, она задала маршрут навигатору и посмотрела на брошенный рядом на сиденье крокодилий портфельчик. Мысли клубились в её бедной голове, проталкиваясь к выходу. Наконец одна победила, и Мари Ив пробормотала, радостно глядя на залитый светом проспект, забитый вереницей машин:

— Сменю квартиру.

Погладила руль недавно приобретённой машинки.

— И тебя, дорогая, тоже поменяю.

Вот она, работа в престижной корпорации! Что ей стоило сюда пробиться, не знает никто… И вот они, плоды усилий — наслаждайся, Мари Ив!

Дома её никто не ждал. Протащив с собой портфель на кухоньку, она же столовая и всё остальное, что не могла выполнить крохотная спальня, провела ладонью по сияющей металлическим блеском панели комбайна.

— Кофе по-восточному. На двоих.

Мягко заурчала, принимаясь за работу, кофеварка.

Она разложила на коленях кожаную папку. Брезгливо перевернула старомодную обложку, поворошила толстую пачку документов. И радостно заметила под грудой залитой в пластик бумаги вделанный в отдельный кармашек овальный силуэт информационного носителя. Вытянула похожий на леденец корпус, и аккуратно вставила в свой маленький коммуникатор.

На открывшемся невыразительном фоне листа Мари, привыкшая к выкрутасам мастеров коммуникации, оформлявших даже самые обычные документы с дикой фантазией, увидела незатейливое требование, скучно пропечатанное официальным шрифтом.

— Мой личный код? — пробормотала она, шелестя по клавиатуре. — Да ещё индивидуальный номер? Что они о себе возомнили? А дату первых месячных вам не надо?

И открыла рот, вглядываясь во всплывающие строчки запроса. Зарычав, ответила на все пункты.

Открылся первый файл. Она впилась взглядом в экран и разочарованно скривилась. Это были страницы виртуальных газет. Нетерпеливо скользнула по заголовкам. «Новости агротехники», «Ледники продолжают наступать», «Встреча на высшем уровне». Вот и картинка — руководитель корпорации-монстра «Айсберг» пожимает руку шефу. Шефу? Мари вгляделась в экранчик. Шеф блещет белозубой улыбкой, крепкая ладонь сжимает пальцы главы «Айсберга», сверкают камушки в запонках безукоризненных манжет. С удовлетворением подумав, что она близка таким людям, пробежалась по статье.

… Вопрос о слиянии остаётся главной темой переговоров… Очевидные перспективы успешного сотрудничества… Совет директоров будет…

Следующая страница. Господин Гилберт заявляет — прорыв очевиден. Мы не позволим силам природы взять верх над человеческим разумом. Население может спать спокойно. Угроза всеобщего оледенения… Дальше… Новый гибрид овоща «Бейбиберг» прошёл испытания на обширных полях корпорации… А вот опять наши. Овечье личико пресс-секретаря, Феодосии Темень. Мы сожалеем… Перспективы нашего сотрудничества были очевидны… Теперь восстановить утраченные позиции «Айсберг»… практически…

Мари вспомнила недавний скандал. Не часто такие огромные корпорации получают пробоину в борту. Это сравнимо лишь с государственным переворотом в небольшой консервативной стране. «Айсберг» торпедировали совершенно неожиданно, можно сказать, подкололи в тёмном переулке и смылись. Теперь они качаются на волнах как… известный предмет. Мари фыркнула. Кто бы это ни сделал, и как бы ни скорбела на людях Феодосия, кое-кто видел довольное лицо шефа на другой день, а его костюм цвета графита не по траурному отдавал торжеством.

Она дунула на свесившуюся со лба прядку. Скользнула дальше.

…Снова жертвы очередной секты… Изуродованные трупы… Общественность бьёт тревогу… В наш век передовых технологий… Полиция обязана принять меры… Мэр города заявляет…

Следующая страница. Документ с логотипом её родной корпорации, сотворённым вдохновенными и шаловливыми руками Игорька, единственного и неповторимого специалиста по таким штукам. Собрание совета директоров… Выступление генерального. Наши успехи очевидны… Выступление финансового директора. Дотации государства значительно усилили наши позиции… Предложенный правительству долговременный проект получил поддержку в самых высоких кругах… Выступление главы кадровой службы.

Мари отодвинула экран, нашарила любимую чашку. Отхлебнула кофе, глядя рассеянно на нарисованную гейшу с веером. Примостившаяся у колен гейши кошка умильно щурит желтые раскосые глаза на хозяйку. Полосатый хвост обвился вокруг чашечной ручки. Она со стуком поставила чашку.

Следующий документ. Опять знакомый логотип. Слушается заявление главы службы безопасности. Заявление об уходе прилагается.

Мари подняла брови, читая строчки, выписанные официальным шрифтом. Причина ухода — несогласие с политикой руководства? Скользнула взглядом на дату. Это было ещё задолго до неё. Следующий документ. Список сотрудников на увольнение. Ого-го, а списочек немалый. Так, кого же убрали? По должности ушедших всегда можно узнать очень много интересного, для тех, кто понимает. Она схватила чашку, не глядя, допила остатки кофе. Все уволенные были сотрудниками службы безопасности. Случилось нечто, вылившееся в кадровый переворот. Мари потёрла лоб. Она явно что-то упустила. Надо вернуться выше. Нужно прочитать между строк. Так, заседание совета. Всестороннее обсуждение перспектив на рынке. Директор высказывает свои замечания. Опять финансовый директор. Где же это? Мы предоставляем слово господину Фрезеру. Кадровая служба, как всегда, на высоте. Господин Максимилиан заверяет…

Мари глубоко вздохнула. Ухватилась ладошкой за затылок, потёрла уставшие мышцы шеи. Покрутила головой, медленно вдыхая и выдыхая. Максимилиан Фрезер — так зовут их нынешнего шефа. Так вы были главой службы кадров, милый наш шеф? Неплохая карьера.

Так, отчёты, отчёты… Ликующий тон прорывается даже сквозь сухой стиль официального документа. Значительное повышение курса… Мы выходим в пятёрку самых… Скромная справка о повышении уровня жизни сотрудников. И рядом — налоги, страховые выплаты, компенсации… Неужели надо всё это изучить? Она захныкала, нашаривая панель кухонного комбайна. Подождала, сидя с закрытыми глазами на круглом сиденье барного стульчика, не глядя, протянула руку за чашкой. Отхлебнула обжигающий кофе, покатала на языке. Так, опять отчёты. Сколько же их. Новые соглашения со страховой корпорацией. Существенное повышение страховых взносов. Финансовая служба уверяет, что это никак не скажется… Мари вспомнила, как оформлялась на работу. Как суровая женщина-кадровик, мельком взглянув на сияющую практикантку, подвинула к ней панель коммуникатора. «Поставьте свой код. Ваш индивидуальный номер. Номер вашего страхового документа. Вы поставлены в известность о сумме страховых выплат?» Глядя на окружающее сквозь дымку торжества, она отвечала. Собственный голос казался ей звонким и чётким. Но теперь она не могла вспомнить ни слова. Что-то было тогда сказано, нечто, показавшееся ей неважным. Она и сейчас бы не обратила на это внимание.

Опять склонилась над экранчиком, кусая губы. Давай же, Мари, ты сможешь. Хватай свой счастливый случай за хвост. Если понадобится, ты выучишь эти проклятые файлы наизусть.


Глава 2


— Да, Ксения, и не забудьте о встрече с представителями «Океана».

Секретарь склонила голову, сверяясь с записями в маленькой книжице. Ткнула ноготком в лиловый экранчик.

— Обязательно, Базиль Фёдорович.

Взглянула на начальника. Базиль Фёдорович был моложе её на десять лет. Но ей и в голову не пришло бы назвать шефа иначе.

— У вас в пять часов встреча.

Шеф взглянул на старинные часы. Золотистый круглый циферблат окружала полоска натурального дерева. За маленьким окошком суетились затейливые детальки механизма.

— С кем?

Ксения подняла бровь. Она и сама не могла вспомнить, когда сделала эту запись.

— Отель «Мажестик». Пять часов вечера. Господин Коль.

Они посмотрели друг на друга. Секретарь в который раз задержалась взглядом на непокорной чёрной прядке шефа, опять выпавшей из стильной стрижки со лба на бровь. Вздохнула про себя.

— Это по поводу системы внутренней безопасности. Господин Коль представляет корпорацию по оказанию охранных услуг.

— Разве мы не ответили, что не нуждаемся в подобных услугах?

— Хотите отменить встречу?

— Это неэтично в последний момент. — Базиль Фёдорович был щепетилен в вопросах этики.


Он спустился на уровень гаража, но там не задержался, и позволил лифту нести себя вниз. Кивнул парочке мужчин в холле, пристроившихся у настоящего фикуса в горшке. Здание, примостившееся на окраине делового центра, делила между собой кучка фирм, слишком мелких, чтобы снять его целиком. Директора́ проводили его взглядами. Одного он знал по клубу любителей экстремальных прыжков с небоскрёбов. Другой, крутивший на пальце цепочку с брелком-коммуникатором, был приятель первого, неисправимый эстет и противник любого вида экстрима. Объединяло их одно — любовь к хорошей кухне. Наверняка обсуждают, в какой ресторанчик пойдут сегодня, рассеянно подумал Базиль Фёдорович, проходя мимо к двери, выходящей на деловую сторону.

Постоял на вымощенном фигурной плиткой тротуаре, разглядывая в просвет между зубчатых, закруглённых и невероятно выгнутых верхушек высотных зданий сине-серое весеннее небо. Напомнил себе обязательно зайти в магазинчик за углом, торгующий снаряжением для прыжков. Давно уже пора обзавестись этим новым набором креплений. Обновлять экипировку к очередному сезону считалось хорошим тоном в клубе, а Базиль был честолюбив.

Он двинулся по тротуару, тянущемуся вдоль стен жёлтоватой полосой, перемежающейся вкраплениями красных и коричневых пятен. Улица едва ощутимо поднималась в сторону центра. Отель «Мажестик» вынырнул из-за угла и подмигнул пробежавшими по фасаду цветными огоньками рекламы. Причудливо выгнутые буквы названия, пересекающие массивное тело отеля розовым пояском, придавали зданию вид молодящейся дамы.

Ступая по удобному покрытию обширного холла и в очередной раз дивясь искусно устроенному освещению, лишавшему всех присутствующих своей законной тени и создающему противоречивую иллюзию потустороннего уюта, а у некоторых личностей и претензию на звание вампира, Базиль Фёдорович направился к стойке администратора. Его здесь хорошо знали. Он ожидал привычного вопроса об очередном съезде членов клуба, посвящённом открытию сезона, но безупречный Алекс удостоил его лишь дежурной улыбки, кинув беглый взгляд в сторону толпы разношёрстных туристов, заполнявших холл многоголосым гомоном. «У нас наплыв, — говорил этот затравленный взгляд, — аврал, караул, потоп, землетрясение, Содом и Гоморра».

Наверху было тихо, стены поглощали звук шагов, и директор в очередной раз вспомнил бородатую шутку о палате для умалишённых, каждый раз вылезающую при съездах в этом отеле.

— Войдите, — отозвался мужской голос, и Базиль Фёдорович толкнул дверь с номерком.

Господин Коль встретил его приветливой улыбкой. Директор ответил на крепкое рукопожатие, уселся в предложенное мягкое полукресло и огляделся. Номер блистал чистотой, прозрачным светом дорогого сервиза за дверцей резного шкафчика и золотистой гладью натурального паркета.

— Должен вам сразу сказать, что я пришёл на эту встречу с намерением…

Господин Коль примиряюще поднял руки, качая головой и улыбаясь. Базиль Фёдорович отметил, что у него приятная белозубая улыбка, и вообще его собеседник располагает к себе. Хозяин номера оказался молодым человеком, моложе даже самого Базиля, который по существующим меркам был ещё юнцом в мире бизнеса. «Должно быть, ему нет и тридцати» — с лёгким удивлением подумал он, разглядывая собеседника.

— Мы понимаем, что вы сомневаетесь в нашем предложении, господин Акинушкин, — без запинки выговорил тот сложную для многих фамилию гостя. — Это вполне естественно.

— Я не говорил, что сомневаюсь в качестве ваших услуг, — уточнил директор, ненавязчиво оглядывая интерьер дорогого номера, — возможно, когда наше предприятие наберёт обороты, мы воспользуемся предложением. Теперь же мы не в состоянии позволить себе лишние расходы.

Собеседник опять улыбнулся.

— Мы изучили состояние вашего предприятия, господин Акинушкин. У нас есть некоторый опыт в таких делах. Ваша фирма из тех, что поднялись благодаря собственным разработкам, — надо сказать, довольно оригинальным, — и во многом умению рисковать. Это ведь ваша заслуга, Базиль Фёдорович, не так ли? Вы представляетесь нам перспективным молодым руководителем. И вы заслуживаете большего, чем кропотливый подъём на вершины карьеры.

Базиль Фёдорович засопел. Он и сам так считал. Но мысли, высказанные вслух чужим человеком, показались ему чересчур… навязчивыми.

— Тем не менее, я думаю, что это несколько преждевременно.

— Иногда следует взглянуть на вещи с другой стороны, господин Акинушкин. — собеседник склонил голову, глядя в лицо директора. — Как вы думаете, что бы случилось, а, вернее, не случилось бы, если бы молодой человек, которого когда-то звали просто Васькой, испугался пришедшей к нему замечательной идеи?

Базиль Фёдорович мучительно покраснел.

— Где начало, а где конец, Базиль Фёдорович? — мягко спросил господин Коль. — Что причина, а что следствие? С нами вы подниметесь гораздо выше, чем можете в нынешних обстоятельствах.

— Сколько же вы хотите за это? — прямо спросил всё ещё красный директор, оглушённый недавними словами собеседника.

Собеседник неуловимым движением развернул в пальцах оказавшуюся там карточку.

— Вот наша карта, подтверждающая лицензию.

Директор осторожно взял карту. Она оказалась неожиданно тяжёлой и плотной, гладкая поверхность выдавала невидимые глазом выпуклости и приятно холодила пальцы. Ему уже приходилось держать в руках такие — при переговорах с деловыми партнёрами и просто солидными людьми. В их клубе состояли самые разные личности, там царила весьма демократичная атмосфера непринуждённости, а у некоторых были такие карты, оформленные в различных стилях, но неизменно непревзойдённого качества. Такой он ещё не видел. В правом верхнем углу стоял незнакомый Базилю Фёдоровичу логотип.

Он провёл карточкой по приёмнику коммуникатора. Моргнул, вглядываясь в выкинутую окошком информацию.

Перевёл глаза на господина Коля. Откашлялся.

— Это расценки за день? Я подумал, что ошибся. Мне показалось, тут ставка за месяц.

— Вы ещё не обратили внимание на налоговые отчисления, — господин Коль нисколько не смутился.

— Вы слишком хорошего мнения о нас, господа, — директор собрался вставать. — Должно быть, у вас там целая армия в скафандрах.

— Вовсе нет, дорогой Базиль Федорович. Работают только двое.

— Я люблю хорошую шутку, господин Коль. Но не в своё рабочее время.

— Это вовсе не шутка, Базиль Фёдорович. Скажу больше, мы даже сделаем вам скидку. Как вы смотрите на половинную оплату? Пятьдесят процентов от обычной ставки. Такие расходы вашему предприятию вполне по силам.

Директор откинулся на спинку полукресла. Ему показалось, что он видит дурацкий сон.

— Предположим. Но откуда такая щедрость? Бесплатный сыр бывает только в мышеловках, господин Коль.

— В каком-то смысле это и есть мышеловка, господин Акинушкин. Если вы заключите с нами контракт на год, вы не сможете его расторгнуть до истечения срока. Мы это специально оговариваем. А потом — как хотите.

Покрываясь потом от растущего ощущения абсурда, Базиль Фёдорович опять посмотрел в экран коммуникатора.

— У вас имеется список клиентов?

— Вас интересуют наши рекомендации? — приятным голосом осведомился господин Коль. — Разумеется, он у нас есть. Взгляните ниже.

Список был совсем короткий, всего несколько пунктов, но Базиль Фёдорович совершенно взмок, не дойдя и до середины.

— Как говорится — Ньютон, Пушкин, Эйнштейн и я. — Он пробормотал это вслух, уже не заботясь, что подумает собеседник. — И вы хотите работать на нас за полцены?

— Если вы посмотрите последний пункт нашего списка, вы поймёте, господин Акинушкин.

— Айсберг. Ах, вот оно что.

Базилю всё стало ясно. Это было крушение века. Иначе провальное падение корпорации во всех видах прессы не называли. Неудивительно, что теперь обеспечивающая безопасность компания ищет укромный уголок, чтобы тихо пересидеть скандал.

— Надеюсь, мы не единственные в вашем списке на сегодняшний день? — пробормотал директор, отодвигая коммуникатор и оглядывая спокойно наблюдавшего за ним собеседника.

— Не единственные. Наш список не сократился, Базиль Фёдорович. Он будет расти.


Глава 3


Лаборант Сильвия, для друзей просто Си, подтолкнула очередную стойку с пробирками. Скользнув по миниатюрным рельсам, вагончик со стеклянными столбиками совершил лихой разворот и скрылся из виду, пропав в недрах шкафчика. Сильвия прижала палец к символу на панели. Следующая стойка.

— Всё стало вокруг фиолетово-си-и-иним… — протянула она фальцетом, совершая привычные манипуляции над кругленькими горлышками пробирок. Сдержала дыхание, завершая очередной ряд.

— Развлекаешься, Си? — дружески спросил голос невидимого в углу динамика. Она подмигнула в сторону миниатюрной камеры слежения. Сегодня дежурил Макс.

Динамик затих, но она была уверена, что охранник ещё там.

— Как насчёт сегодняшнего вечера? Будут все наши.

Сильвия подняла большой палец. Динамик радостно фыркнул. Она отправила вагончик в путь, приложив палец к панели. Однообразные действия не мешали думать. Для кандидата наук, окончившего престижный факультет, можно было бы найти местечко и получше. Так говорила её мама. Интересно, что бы она сказала, узнай, что Макс не преуспевающий менеджер по рекламе. Си вспомнила, как сидела, подобрав ножки в скромных туфельках и чинно отвечая на вопросы, на мохнатом сиденье дивана, вписавшегося в интерьер родительской квартиры, как мамонт в образцовую кухню. Но мамочка была в восторге. Она как сейчас видела устроившихся в рядок её элегантных подружек, их жадные взгляды, прилипшие к усаженному в неудобное кресло Максу. И как чуть не лопнула от смеха, когда Макс, небрежно поигрывая цепочкой от брелка, принялся рассуждать о коммерции. И как они хохотали, обнявшись, выйдя из дома на тротуар и украдкой взглядывая на затемнённое окно гостиной. Глаза маминых подружек горели сверху, словно фонари.

Следующая стойка. Она сама не знала, что заставило её согласиться на эту работу. Нет, знала. Азарт специалиста, почуявшего что-то новенькое. Перспектива, вот что Сильвия увидела в словах директора, лично нанимавшего каждого сотрудника.

— Мы не сможем платить вам слишком много, госпожа Снайгер. Мы только ещё осваиваемся на рынке. Скажу вам прямо, работы будет достаточно. Могу только обещать, что скучно не будет.

Да, скучно ей не было. Постороннему наблюдателю, ничего не смыслящему в биотехнологиях, действия лаборанта могли показаться жуткой рутиной. Она же каждый раз испытывала нетерпеливый азарт, устраиваясь за своим лабораторным столом и открывая документы.

Последний вагончик отправился в путь и скрылся за стенками бронированного шкафчика. Сильвия неторопливо поднялась, аккуратно очистила поверхность стола и повернулась к матово-серой панели, тянущейся вдоль всей стены лаборатории, опоясывая ряды шкафчиков-близнецов. Пальцы скользнули по гладкой поверхности, останавливаясь и надавливая нужный символ в обманчиво хаотичном порядке. Теперь открыть дверь контейнера могла только она сама.


Вагон метро остановился, выпустив на волю толпу людей, тут же распавшуюся на отдельные фигуры, зажившие своей жизнью на светлых квадратах перрона. Худая колеблющаяся фигурка подростка вырвалась из раскрывающихся дверей. Дёргая плечами и поводя шеей в вороте толстого свитера, Кадет отошёл к выложенной плиткой колонне и оглядел недавних попутчиков. Большинство пассажиров были для него толстыми, старыми тётками и дядьками. И зачем жить, если так выглядишь? Изредка в серой толпе мелькали яркие пятна юбчонок и курточек девушек. Он не стал оборачиваться вслед, сегодня ему нужно было совсем другое.

Молодая женщина в ярко-красном плаще, дёргая застрявшую в толкотне у двери сумку за длинный ремешок, выбралась из вагона. Огляделась, сдувая со лба прядь волос, и направилась к выходу с перрона, вихляя на высоких каблучках сиреневых туфелек. Кадет отклеился от стены и двинулся следом, не выпуская из виду болтающуюся у сиреневых ног мешковатую сумку. Улица встретила его волной запахов и звуков огромного города. Подняв плечи и утопив худую шею в вороте свитера, он зашагал по тротуару, с удовольствием шлёпая толстыми подошвами новеньких ботинок, тщательно зашнурованных почти до отороченного кожей верха, светящего над тощей голенью ярким фирменным лейблом.

Девица взошла на крылечко маленького магазина, исчезла за сверкающей витриной. Пришлось подождать. Потом она с упорством мухи, бьющейся в стекло, тыкалась во все встреченные ими по пути светящиеся рекламой двери, охотно впускающие многочисленных спешащих с работы женщин с сумками. Но Кадет был снисходителен и терпелив. У большинства этих магазинчиков только один выход на улицу.

Он довёл её до подъезда. Подождал, сидя на узенькой лавочке, теребя в ухе миниатюрный наушник в такт музыке, убедился, что она больше никуда не пойдёт. Поднялся на ноги и неторопливо подался в сторону выхода на проспект. Пожилой мужчина, в толстой зимней куртке не по сезону, задел его скособочившимся кульком с продуктами в фирменном пакете, заставив отшатнуться на узкой дорожке. Одышливо дыша и переваливаясь на ревматических ногах, пенсионер проследовал к подъезду. Презрительно глянув ему вслед, Кадет вытянул из кармашка куртки дешёвый коммуникатор. Пробормотал тихонько, поднеся к самым губам:

— Объект на месте. Снимаюсь с поста.


Официант изящно склонился над столиком, уютно освещённым пузатой фарфоровой лампой с матерчатым абажуром. Сияние оранжевого света, рассеянное тонкой тканью, собранной в узенькие складки, придавало мягкости лицам сидящих за столом людей. Легко заструилось золотистое вино, заполняя бокалы.

— То, что вы любите, — один из них кивнул другому, неторопливо охватывая крупными пальцами прозрачную посудинку под бочок и поводя краем у шишковатого носа.

Другой глубокомысленно поводил бокалом, в свою очередь оценивая букет. Удовлетворённо откинулся на спинку стула и обвёл взором уютный зал ресторанчика.

— Вы, как никто, умеете выбирать места, дорогой друг.

— Маленькие жизненные радости ещё никто не отменял.

Тот опять покивал. Чем меньше эти радости, тем дороже они обходятся. Но для чего тогда, скажите мне, деньги?

— Когда вы планируете начать?

— Как только всё уляжется. В таких делах излишняя шумиха ни к чему.

— К тому же…

— К тому же фактически они уже у нас в руках. Остались сущие пустяки. Парочка формальностей.

Они помолчали. Официант наполнил бокалы. На крохотную сцену вышла певица.

— Давайте посмотрим, — попросил второй. Он оправил короткий, по последней моде воротник рубашки, зажатый галстучком-невидимкой, и подтянул манжеты, облокачиваясь на край столика.

Певица подошла к краю сцены. Облитая платьем в пол фигура казалась фарфоровой статуэткой. Обнажённое гладкое плечо оттеняла махровая маргаритка невероятных размеров. Оглянувшись вглубь сцены, где маячили неясные тени музыкантов, и вновь повернувшись к залу, певица прикрыла глаза.

При первых звуках неожиданно низкого голоса, легко заполнившего зал ресторанчика, наблюдавший за ней, не отрываясь, мужчина за столиком глубоко вздохнул, теребя галстучек. Его собеседник снисходительно оглядел девицу, оценивающе обведя взглядом стройную фигурку, и принялся за салат. Он знал, что сейчас отвлекать собеседника разговорами бесполезно.

Наконец любитель пения медленно выдохнул и зааплодировал вместе с остальными. Певица склонила голову. К сцене приблизился человек с плетёной корзинкой. Она взяла её, опустила лицо в душистый фиолетовый ворох. Подняла глаза, и её взгляд повторил нежный отсвет лепестков.

Зарумянившийся поклонник расплылся в улыбке. Повернулся к собеседнику, отиравшему рот салфеткой.

— Это просто чудо какое-то. Каждый раз я забываю, где нахожусь.

— Да, удивительный талант, — отозвался его крупный товарищ, отдуваясь и бросая салфетку. — Итак, вы намерены…

— Да. Очень скоро мы дадим информацию в прессу. Тогда уже обратного хода не будет.

— Вы уверены, что всё подчистили за собой?

Господин Фрезер усмехнулся. Аккуратно промокнул губы салфеткой. Посмотрел на собеседника. Плотная фигура министра, облачённая в неброский дорогой костюм, удобно восседала напротив и излучала одновременно деловитую озабоченность и уверенность в себе.

— Разумеется. Наша система не оставляет за собой огрех в принципе.

— Удивительная штука, эта ваша новая разработка. Я всё никак не могу вникнуть в её суть.

— Это действительно удивительно. И я думаю, нам не стоит слишком углубляться в то, как это работает. Что бы это ни было, главное, чтобы оно делало своё дело.


Они медленно поднимались с этажа на этаж, неощутимо минуя перекрытия и прихотливо свитые жилы разноцветных коммуникаций. Скользнули, растекаясь вдоль потока щекочущей энергии и слегка забавляясь беготнёй крохотных светящихся частиц. Большие пространства, заполненные разреженной или плотной материей, перемежались полупрозрачными силуэтами. Силуэты двигались, переходили с места на место, забавно шевеля отростками и испуская набор волн, сплетающийся в некий индивидуальный шифр живого существа.

Наконец они поднялись до самого верха. Там, где оканчивалась плотная структура, состоящая из почти однородного набора частиц, щетинящаяся тонкими нитями жужжащих ответвлений, изливался сияющим ковром золотистый греющий поток. Там была граница, пронизанная иглами силовых линий. Они растеклись по её краю, обозначив замкнутый контур. И затихли в ожидании.


Глава 4


Мари Ив снился сон. В том, что сон снился, не было ничего удивительного. Это с ней бывало неоднократно. Обычно виделась ей всякая ерунда — мешанина несвязных событий и сцен, что сменяли друг друга, не оставляя в памяти ничего стоящего внимания; или монотонный сюжет, где она сдаёт экзамен снова и снова, не зная ничего о предмете. Всё это было привычно, и даже появившиеся в последнее время сцены о приёме на работу слегка потускнели. Иногда виделся ей шеф, который падал перед ней на колено и протягивал то букет цветов невероятных размеров, то бриллиантовую брошь, то просто листок с выписанной огромной премией за квартал.

Теперь она брела по свалке. Ей приходилось видеть подобные, когда Мари, вместе с другими членами кружка с говорящим названием «Юный журналист» посещала объекты социальной значимости, как гордо указывала их руководитель, дама средних лет. Правда, во сне не было той сногсшибательной вони. Она всё шла, пошатываясь на кочках, и уже начала беспокоиться, что сон замкнётся в кольцо нудного недокошмара, как уже бывало раньше, но этого не случилось. Прямо из куч мусора выросла стена дома. Мари ринулась к темнеющему проёму двери и очутилась на крохотном пятачке прихожей. Внутренность дома занимала одна большая комната. Собственно, кроме неё, ничего и не было. Мари шагнула дальше, но уткнулась лицом в топорщащиеся мягкие листья. Стеллажи, стеллажи, заставленные рядами горшочков с торчащими из них зелёными ветками, занимали всё внутреннее пространство. Кругом вились змеевидные отростки, покрытые большими и маленькими листочками изумрудного цвета с неясными багровыми прожилками. Они цеплялись за стойки стеллажей и опускались до самого пола, а некоторые упрямо загибались вверх и ползли к потолку.

— Ну ничего себе гербарий, — пробормотала девушка, вертя головой в попытке разглядеть стены. — И где же тот ботаник, что развёл эту муть?

— А вот и ты, дорогая, — раздался голос, и она развернулась на каблуках, но никого не увидела. — Иди сюда. Скорее.

— Когда говорят — скорее, скорее всего, торопиться не стоит, — озвучила Мари давно усвоенную истину. — Кто там?

И задохнулась, судорожно пытаясь бежать непослушными во сне ногами. Прямо на неё из глубины веток выдвинулась тёмная фигура женщины. В длинном покрывале и с огромной блестящей косой. Коса с реактивным свистом размахнулась. Из-под надвинутого капюшона на Мари взглянули страшные глаза-дырки.

Она взвизгнула и проснулась.

Над ухом бренчала колокольчиками мелодия вызова.


Она подняла голову. Шея ныла. Мари протянула онемевшую руку и ткнула кнопку. На руке отпечатался красный след от щеки с прожилками волос.

— Мари Ив? — раздался бодрый голос.

— Да, — пробормотала она хриплым со сна голосом.

— Вы изучили документы?

Мари выпрямилась на стуле, подтягивая ноги и оглядываясь.

Она заснула за столом. Открытый коммуникатор стоял перед ней, подмигивая крохотным зелёным огоньком. Она не помнила, когда поставила его сюда.

— Изучила.

Это был шеф, собственной персоной.

— Всё?

— Я как раз работала с бумажными носителями… — покривила душой Мари Ив. До этих бумажек она так и не дошла.

— Ничего, прочтёте потом, — голос шефа звучал почти весело. Конечно, он всё понял. — Собирайтесь, я жду вас у себя. Вы мне нужны.


Ксения выглянула в дверь, обвела коридор взглядом и остановилась на директоре. «Что это с ней?» — подумал Базиль Фёдорович, неторопливо приближаясь от лифта, закрывающегося за ним с еле слышным шелестом. Его секретарь, воплощённое чувство собственного несомненного достоинства и аккуратистка с головы до ног, была явно возбуждена. Она уставилась на своего шефа подкрашенными голубыми глазами и молча мотнула головой в сторону начальственного кабинета.

— Доброе утро, Ксения Леопольдовна.

— Здравствуйте, Базиль Фёдорович, — придушенным голосом ответила секретарь, пропуская шефа, — они уже здесь.

— Они? — спросил директор, машинально отдав Ксении куртку, которую она бросила на крючок вешалки. Куртка зацепилась, свесившись набок.

«Придётся всё-таки дать ей отпуск, — подумал сочувственно Базиль Фёдорович, глядя на пятнистое от волнения лицо секретаря, — она явно переутомилась».

— Те, с которыми вы приходили накануне. — Ксения взяла себя в руки. Она выпрямилась, сложив ладони и твёрдо глядя на поправляющего воротничок у узкого зеркала шефа.

— Хорошо. — Базиль Фёдорович кивнул, оборачиваясь к секретарю, и поощрительно улыбнулся. Она привычно обвела его глазами и тоже кивнула.

Вчера вечером они подписали договор. Всё было обыденно и просто, хотя директора не оставляло чувство, что он суёт голову в мешок.

Базиль Фёдорович вспомнил вчерашний день. Он как раз возвращался после лёгкого обеда в маленьком уютном кафе, где привыкшая к его появлениям официантка Ирина тут же ставила на круглый поднос полюбившееся пирожное в тарелочке и чайничек зелёного чая с чашкой. Пристраивала в блюдце хороший кусок пирога с сыром и выкладывала лёгкий салат аккуратной горкой. Потом оправляла чистенький фартук и направлялась к Базилю Фёдоровичу. Он каждый раз вежливо благодарил, смущённо отводя взгляд от декольте девушки, заботливо склоняющейся над столиком.

Подходя по тротуару к зданию, где размещалась его фирма, он заметил на крылечке человека в светлом плаще. Человек стоял, задрав голову кверху, и, судя по всему, разглядывал фасад, украшенный по всей немалой высоте узким рекламным плакатом. Люди входили и выходили, огибая фигуру в плаще, остановившуюся посреди крыльца и в любопытстве вертевшую головой.

Человек обернулся к подошедшему директору, и тот его узнал. Это был господин Коль.

— Дорогой Базиль Фёдорович! — воскликнул господин Коль, протягивая ему руку и сердечно улыбаясь.

— Надеюсь, вам не пришлось долго ждать? — спросил директор, пожимая протянутую руку. — Вы могли бы подняться наверх. До назначенной встречи ещё есть время.

— Захотелось побродить, осмотреться, — господин Коль повёл рукой вокруг себя. — Это ведь довольно новая постройка? Не слишком оригинальный проект.

— Да, у нас тут ничего такого. В смысле архитектуры. — Базиль Фёдорович пожал плечами. — Вы, должно быть, не часто здесь бываете? Если хотите, я могу организовать вам экскурсию по интересным объектам города. У меня есть знакомый экскурсовод. Занимательно рассказывает и любит своё дело. Узнаете много интересного.

— Как нибудь в другой раз, господин Акинушкин, — вежливо отклонил предложение господин Коль. — А сейчас не приступить ли нам к делу? Наверное, нам уже пора?

— Как хотите. Прошу, проходите.

— Только после вас. — Господин Коль вежливо посторонился.

— Вы гость, прошу вас, — негодуя на самого себя, Базиль Фёдорович указал на вход.

— Вы позволите? — гость помедлил, глядя на смутившегося от избытка вежливости директора. Дождался приглашающего жеста и, аккуратно подобрав полу лёгкого плаща, шагнул в двери. Порозовевший Базиль Фёдорович двинулся следом, отметив, что, при близком рассмотрении, в общем-то в европейской внешности господина Коля есть нечто азиатское. Должно быть, это разрез глаз, подумал он, следуя за ним к лифту. Иначе откуда такие восточные церемонии?

Потом гость захотел осмотреть всё внутри, и директор повёл его круго́м, проходя по чистеньким, светлым коридорам высотного здания, заглядывая во все углы и терпеливо объясняя дотошному собеседнику все обстоятельства их заселения и рассказывая перипетии обживания на нынешнем месте. Нелёгкий выдался тогда денёк у Базиля Фёдоровича. Но к вечеру всё было улажено к всеобщему удовольствию, и они даже выпили немного хорошего вина из запасов Ксении Леопольдовны, к которым сам шеф подпускался только под её бдительным присмотром.

Директор вошёл в маленькую приёмную, предварявшую вход в кабинет. Там стоял рабочий стол Ксении, и вдоль более длинной стены выстроились в ряд несколько удобных стульев. Посетители должны чувствовать себя удобно, говаривал Базиль Фёдорович, хозяйской рукой выравнивая спинки и стряхивая с них невидимые пылинки. Это располагает к взаимовыгодной беседе.

Ксения вошла вслед за ним и остановилась, почти наткнувшись на шефа. Тот в раздражении оглянулся, обещая себе сегодня же обсудить вопрос об отпуске. Секретарь моргала, глядя на сидящего возле её рабочего стола человека.

При появлении директора человек поднялся со стула. Базиль Фёдорович задрал голову, разглядывая его снизу вверх. Это был блондин, очень светлый блондин с голубыми, почти бесцветными глазами. «Типичный викинг» — подумал Базиль Фёдорович, одобрительно глядя на блондина. Очень легко было представить, как этот молодец стоит на борту драккара — или как там они назывались, эти боевые корабли? — и сжимает в ручищах огромный топор, весь в зазубринах от вражеских доспехов. Директор поглядел на руки викинга и отметил, что они действительно крупные, но довольно ухоженные и не выглядят неуклюже, как это бывает у высоких людей. И вообще этот экземпляр человеческого существа смотрелся удивительно пропорционально. На Базиля Фёдоровича он произвёл впечатление вполне благоприятное.

— Добрый день. — Директор вспомнил, что под конец встречи, когда у всех в голове уже слегка шумело от хорошего вина — запасы Ксении существенно поредели — господин Коль попросил позволения представить своего сотрудника. Правда, Базиль Фёдорович не мог вспомнить толком, видел он только лицо заглянувшего в дверь нового работника, или ему лишь предъявили его карточку. В любом случае, это был он.

— Здравствуйте, господин директор. — Викинг ответил негромким, низким голосом, вполне соответствующим его внешности.

Секретарь пискнула. Базиль Фёдорович обвёл её взглядом. Ему стало ясно, что любезная Ксения Леопольдовна просто сражена наповал мужественной внешностью нового сотрудника. Он снисходительно вспомнил, что возраст секретаря как раз располагает к такого рода реакции на мужской пол.

— Ксения, принесите мне чаю, — строго сказал директор, решив не потакать романтическим взбрыкам на рабочем месте. — И найдите документы по последним соглашениям на поставки. Я должен срочно их посмотреть, а вы задерживаете.

Секретарь перевела взгляд на шефа. Наконец глаза её приняли обычное выражение. Она кивнула и отправилась на своё место, осторожно миновав стоящего на пути блондина.

Базиль Фёдорович направился в кабинет, сделав приглашающий жест в сторону новичка. Тот двинулся за ним, но притормозил у самой двери и спросил:

— Вы позволите?

— Разумеется, прошу вас, — сухо ответил директор. Да что же они там все такие церемонные? Должно быть, это корпоративная этика.

— Могу я узнать, где ваш напарник? — спросил Базиль Фёдорович, утвердившись в своём кресле. — Ведь вас, насколько мне известно, двое?

Викинг посмотрел на директора прозрачными глазами.

— Его нет сейчас. Он осматривает периметр.

— Что он делает?

— Работает. На периметре. Ведёт наблюдение. — Блондин выговорил всё это с тем же невозмутимым видом.

— Ах, вот как. — Очевидно, у них свои методы работы, подумал Базиль Фёдорович, кивая.


Пухленький секретарь только взглянул в сторону Мари Ив и тут же пропустил её в кабинет. Она прошествовала мимо, излучая уверенность, которую на самом деле не ощущала.

Шеф стоял посреди кабинета, рассматривая на экране, встроенном в стенную панель, и казавшемся просто картиной, виды города с высоты птичьего полёта. Мари Ив узнала угловатые нагромождения зданий делового центра и их башню, увенчанную площадкой. Площадка щетинилась оградой антенн, сейчас освещенных лучами утреннего солнца.

— Как красиво, не правда ли? — негромко произнёс шеф, не оборачиваясь.

Мари в замешательстве огляделась. Она только сейчас заметила в кабинете ещё одного человека. Это была женщина. Она стояла у окна и неторопливо перелистывала альбом с фотографиями, подаренный шефу кем-то из деловых партнёров. Альбом был солидных размеров и выполнен на страшно дорогой мелованной бумаге. Даже самый вид его внушал невольное уважение.

Мари тут же отметила, что женщина ещё совсем молодая, а на носу у неё примостились тщательно, но безуспешно выводимые веснушки. На появление посетительницы она не обратила никакого внимания, продолжая разглядывать фотографии, спокойно удерживая на весу распластанную солидную книгу.

Шеф наконец оторвался от созерцания видов и направился к столу. Жестом пригласил садиться. Она уселась, сжимая в руке прихваченную из дома кожаную папку.

— Итак, вы готовы к работе, — проговорил он, глядя в полированную поверхность стола.

Мари заёрзала на стуле. Она не могла определить, к кому всё-таки он обращается.

Женщина небрежно перевернула пару страниц и подняла глаза на Мари Ив. Обвела её безразличным взглядом и опять уткнулась в альбом. А та тут же прибавила ей пяток лет. Такие глаза могут быть только у взрослой женщины. Да и костюмчик известной в определённых кругах марки, который заподозрила на ней девушка, не носят девчонки.

— Что же вы молчите, госпожа Иванова? Язык проглотили? — глаза шефа смеялись, когда он посмотрел на неё, он улыбнулся, и Мари Ив не удержалась от ответной улыбки.

Она деловито кашлянула, выкладывая папку на стол, но он остановил её.

— Об этом мы поговорим позже. Скажите, госпожа Иванова, что вы знаете о такой науке, как генетика?

Мари открыла рот.

— Генетика, это наука, которая…

— Не надо излагать школьный курс. Но хотя бы тычинку от пестика вы сумеете отличить?

— Да. Тычинку от пестика сумею. — Она поджала губы.

— Прекрасно. Вы ведь имеете опыт работы журналиста?

— Я не работала…

— Мне известно, что вы не работали в штате, — нетерпеливо отмахнулся шеф, — речь не об этом.

— Вы имеете в виду…

— Я имею в виду эпизод вашей биографии. — Ей показалось, что он усмехается, хотя на лице шефа не появилась даже тень улыбки. — Вы отразили это в вашем резюме. Кружок «Молодой журналист».

— «Юный журналист» — краснея, пробормотала Мари Ив.

— Неважно. Главное, у вас есть представление, как это делается. Я поручаю вам провести расследование. — Теперь усмешка шефа стала явной. — Займитесь этим вплотную.

— А как же это, — она подняла зажатую в ладони кожаную папку. — С этим повременить?

Какое падение, подумала Мари, это удар ниже пояса.

— А с чего вы решили, госпожа Иванова, что это не относится к порученному вам вчера? — холодно спросил шеф, отстраняясь, и оглядывая Мари Ив.

Нет, это не падение! Это была проверка! Она незаметно перевела дыхание.

— Я готова.

— Прекрасно. Вот вам удостоверение журналиста. — Шеф бросил на стол карточку. — Теперь слушайте меня внимательно.


Глава 5


— Ну, что вы скажете? — шеф дождался, пока Мари Ив не выпорхнула из кабинета, и дверь закрылась за ней, слившись со стенными панелями.

Женщина у окна опустила альбом. Неторопливо пересекла просторное поле натурального паркета наискосок, повернулась и двинулась обратно, по пути опустив увесистый том на стол для совещаний. Он проводил глазами её ноги в модных туфельках.

— Ничего интересного.

— Ну почему же. Госпожа Иванова интересная женщина и хороший работник.

— Возможно, она интересна лично вам, господин Фрезер, — спокойно сказала женщина, обводя его взглядом, — но этого явно недостаточно.

— Может быть, это потому, что вы сами женщина. Вот она вам и не нравится.

Она промолчала.

— В любом случае, она сможет провести необходимую работу. Это ей вполне под силу. Особенно когда я намекнул на возможное повышение.

— Эти вопросы в вашей компетенции, господин Фрезер.

— Вполне, — шеф улыбнулся, постучал пальцами по столу. — Я действую в своих пределах, а вы в своих.


Мари Ив вышла в приёмную, сжимая в руках кожаную папку. Рассеянным взором поглядела на секретаря, проводившего её любопытными глазами и тут же уткнувшегося в свои документы. В голове её всё ещё звучали слова шефа. Шеф поглядывал на неё, склонив голову, небрежно облокотившись на ручку своего удобного, как вторая кожа, кресла, и легко раскладывал по пунктам ближайшее время своей подчинённой.

— Итак, первый пункт нашей программы, — выговорила она вслух, останавливаясь, и вынимая из кармашка удостоверение журналиста. — Экскурсия. Надеюсь, ты знаешь, для чего нужны тычинки, Мари Ив.


Женщина в дорогом костюме пересекла просторный холл, одну стену которого составляли огромные, в пол, полотна окон, выходящих на виднеющийся далеко внизу проспект, как всегда, забитый потоком машин, поблёскивающих в лучах ещё только поднимающегося к своей высшей точке солнца. Неслышно постукивая каблучками, вступила в полутьму коридора, выводящего на лестницу.

— Красивый костюмчик. — Из тени стены вышла другая женщина и загородила ей дорогу. Остановилась, рассматривая её с головы до ног. — И туфельки ничего. Симпатичные.

Они встретились взглядами. Молодая женщина спокойно посмотрела в глаза той, что вышла ей навстречу. Та была постарше и покрупнее. Медного цвета густые волосы аккуратно уложены в сложный пучок, из которого кокетливо выбивается вьющаяся змейкой прядка.

— Ну, как прошла встреча?

— Он что-то скрывает от нас, — молодая женщина постучала каблучком туфельки по полу, задумчиво глядя на маленький мысок. — Он что-то задумал.

— Это свойство его натуры, — старшая женщина улыбнулась, — он постоянно что-нибудь скрывает.

— Я чувствую это, — недовольно выговорила молодая, перестав стучать каблучком. — И мне это не нравится.

— У тебя нет ещё опыта. Ты привыкнешь. Главное, не принимать их близко к сердцу.

Рыжая улыбнулась опять, глядя на младшую подругу:

— Он тебе симпатичен? Скажи мне, пока ещё возможно. Это можно исправить.

— Нет.

— Что нет?

— Он мне не нужен, — твёрдо ответила молодая женщина, глядя в упор на собеседницу, и старшей показалось, что в глазах у неё промелькнул испуг.


В обширном зале, открытом для посещений в определённые дни и тогда доступном практически для всех желающих, звук шагов и негромкий голос экскурсовода неторопливо перемещались вместе с группой туристов извилистым маршрутом. Десяток человек, водимых от одного объекта к другому, глазели по сторонам, послушно поворачивая головы вслед мановению тоненькой элегантной указки.

Мари Ив попробовала немного отстать, тихо переместившись в хвост, но женщина во главе их разношёрстной компании тут же обернулась, перебирая присутствующих, и кивнула девушке. «Как овец пересчитала» — недовольно подумала Мари, прибавив шагу.

Они пробирались среди длинных грядок, протянувшихся почти через весь зал. Грядки представляли собой решётчатые сооружения, увешанные разноцветными пучками трубок, свивавшихся в узлы и снова разбегавшихся в стороны. Среди проводов торчали ряды совершенно одинаковых горшочков. Каждый горшочек был заботливо обвит своим собственным гнездом проводов и трубок, они подступали к нему с разных сторон, забираясь снизу, сбоку, свешиваясь откуда-то сверху, сочась непонятного вида жидкостями и брызгая мелкой пылью воды. Всё это было заботливо подсвечено миниатюрными светильниками, так что ни один горшочек не оставался в тени. Рассеянный свет окутывал торчащие из субстанции, которую Мари Ив ни за что не признала бы за землю, как она её представляла, тёмные листочки знаменитого гибрида.

Она брезгливым взглядом провела по топорщащимся росткам. По её мнению, любое приличное растение должно было выглядеть примерно как фиалка, живущая в аккуратном, расписанном узорами кашпо в квартире её тётки Розы. Мари Ив посещала её два раза в год — на рождество и день рождения. И каждый раз тётка просила её встать на стул и протереть заранее припасённой тряпочкой пыльные листочки. Потом она сидела на диванчике, внимательно следя за процессом, тяжело вздыхала всем своим колышущимся в тесном халате телом, и издали ворковала своему цветочку нечто ободряющее.

— Обратите внимание на эту установку… — женщина, проводившая экскурсию, повела указкой, оборачиваясь к туристам. Мари Ив обвела её ревнивым взглядом ровесницы. Решила, что та выглядит старше своих лет, хотя и не лишена своеобразного шарма. Не без ехидства отметила, что форменное платьице, украшенное фирменным значком, ей великовато и западает складками на талии, при этом слишком туго натягиваясь на крепкой попке.

Она слушала неторопливо журчащую речь вместе со всеми, но слова словно проносились сквозь её голову, минуя сознание. В специальном кармашке покоился аккуратно пристроенный диктофон. Устаревшая модель устройства сохранилась у неё со студенческих времён. Теперь диктофон был извлечён на свет и торжественно установлен по назначению.

Их вывели к полкам, закрытым прозрачными колпаками. На полках тоже что-то стояло. Опять зажурчал словесный поток, прерываемый вопросами туристов. Мари отметила, что женщина знает, о чём говорит. Даже совершенно идиотские, по её мнению, вопросы, на которые и школьник смог бы ответить, если бы включил голову, не оставались без внимания, и каждый получал свой ответ, наводящий ясность даже в тёмном мозгу.

— Интересно, правда?

Мари обернулась. Какое-то время она уже чувствовала аромат типично мужского одеколона. Теперь его носитель глядел на неё из-под свесившейся на лоб чёлки и застенчиво улыбался. Она подняла брови, обводя его безразличным взглядом. Ей не нравились робкие самцы. «Запомни, наконец, тот, у кого есть деньги — это мужчина, — вспомнила она длиннобородый анекдот. Почему-то произносить его полагалось со странным гортанным акцентом. — А тот, кто без денег — это самец».

Она двинулась вслед за группой по коридору меж блестящих в свете светильников угловатых многоярусных конструкций. Назойливый самец пристроился рядом. Он заботливо положил ладонь на выступающее ребро крайнего в ряду ящика, подмигивающего откуда-то сверху зелёным огоньком, и Мари Ив заметила на мужском запястье, покрытом красноватым загаром, платиновые часы. В прозрачном овальном окошке, изящно вписавшемся в металл корпуса, деловито суетились крохотные детальки механизма. Ненавязчиво отливал сапфиром значок престижной марки.

Она улыбнулась, кокетливо огибая заботливо оберегающую от опасного угла ладонь. Покосилась краешком глаза. Самец, оказавшийся мужчиной, не отставал, двигаясь в фарватере, и она почувствовала его взгляд, скользнувший по ножкам в открытых туфельках.

— Как странно побывать на экскурсии в таком месте, — он опять оказался сбоку, и теперь обводил глазами возвышавшиеся почти до потолка этажи горшочков в коконах проводов, — словно ты снова стал студентом. А вы учитесь на ботаника?

Мари усмехнулась про себя.

— Я журналист. — Она похлопала себя по сумочке с диктофоном.

— О. Журналистка. — Он помялся, ещё покраснев, и стал похож на мальчишку, впервые приглашающего девушку в кино. Она поощрительно улыбнулась. — У меня есть вариант прекрасной экскурсии. Вы когда-нибудь прыгали с парашютом?

— О. Нет, не приходилось. — Такие подвиги были не для Мари Ив.

— Тогда, может быть, вы не откажетесь посетить один маленький ресторанчик, скажем, сегодня вечером?

А он не теряет даром времени, подумала Мари, слегка удивлённая переходом от парашюта к ресторану.

— Сегодня вечером я занята, — сухо сказала она, оправляя на плечике сумку жестом завзятого журналиста.

Но его это не смутило. Выходя из зала к лифту, она опять оправила сумку, в кармашке которой рядом с диктофоном теперь пристроилась затиснутая туда визитка.


Мягко прошуршав по гравию дорожки, машина срезала угол на въезде в огороженный заборчиком участок. Неслышно подкатила к пандусу, уходящему вниз, закрывающее дорогу полотно мгновенно скользнуло вверх, и машина растворилась в полутьме гаража.

Человек в лёгком тренче обошёл машину, провёл пальцем по капоту, критическим взором оглядел палец и направился к светящемуся сводчатому проёму, за которым открывалась винтовая лестница с коваными перилами. Неторопливо поднимаясь по дубовым ступенькам, он рассеянно поглаживал кованые чёрные розы без шипов, обвивавшие гранёный стержень перил. Принялся насвистывать Моцарта, добравшись до площадки первого этажа, и переключился без всякого перехода к басовым аккордам тяжёлого рока, выйдя к площадке второго. Там он вытянул из кармана ключ на тонкой цепочке и открыл дверь, неслышно подавшуюся под ладонью. Освещённый мягким светом старинных светильников маленький холл украшали две хорошие картины маслом, висящие одна напротив другой, и пальма в горшке, прикрывающая раскинувшимися узкими листьями стыдливую статую дриады на постаменте.

Небрежно сбросив плащ, он накинул его на плечики дриады и прошёл в кабинет. Для этого ему опять пришлось открыть дверь ключом на цепочке. Утонув по щиколотку в мягком ковре, миновал сестру-близнеца статуи в холле, подошёл к бюро красного дерева, к полированному боку которого приткнулось резной ручкой кресло, покрытое шкурой тигра. Над бюро, на стене, поверх дорогого ковра, привезённого самолично из поездки по Востоку, висело несколько мечей. Он выбрал один, аккуратно вытянув из неброских ножен, подержал в руке, полузакрыв глаза и слегка покачиваясь всем телом. Потом легко развернулся и взмахнул рукой. Метнулся хищной рыбой узкий клинок, огонёк светильника в узорчатом плафоне скользнул по полоске металла, а голова дриады поднялась над мраморной шейкой и, зависнув на мгновение в воздухе, скатилась в густой ковёр.

Опустив меч в набухшей жилами руке, он неторопливо приблизился к откатившейся голове, присел на корточки, положив клинок на колени. Взял мраморную голову, провёл мизинцем по мраморным губам и улыбнулся, глядя в спокойные миндалевидные глаза статуи. Тихонько сказал:

— О, ты прекрасна.


Глава 6


Сильвия откинулась на сиденье, расслаблено повертела головой, провела кончиками пальцев по шее, наконец освободившейся от тесноватого ворота форменного одеяния. Посмотрела из-под ресниц на Макса. Тот подмигнул ей в зеркальце.

— Устала?

— Эти тупицы кого хочешь достанут, — пробормотала она, блаженно сползая всё ниже по спинке.

— Откажись.

Сильвия фыркнула. В последнее время Макс всё настойчивее рассказывал о приятной жизни домохозяек. Обременённых кучей ребятишек. Ни то, ни другое Сильвию пока не прельщало.

— Это часть моей работы. Ты не понимаешь, как просто всё становится, когда это объяснить доступным языком. Они умнеют прямо на глазах.

— Кто, твои цветочки?

Она бросила в него перчаткой. Он засмеялся.

— Как всегда, твоё кафе?

— Да, — промурлыкала Си, блаженно потягиваясь. — Я хочу чаю. А потом…

Он опустил стекло и выкрикнул в окошко стандартное оскорбление. Из соседнего ряда долетел не менее стандартный ответ.

— Водить научись, недомерок, — с чувством превосходства заявил Макс, поднимая стекло. — Понаставили безруким навигаторы, и думают, мозги уже не нужны.

— Ты ретроград, — сонно сказала Сильвия. — Тормоз прогресса.

— Я мужчина, — резонно заметил он, выворачивая на привычную трассу, ведущую к их любимому кафе.


— Осторожно, ступенька!

Что-то загремело.

— Кто так строит!

Сильвия захихикала, зажав рот рукой и глядя на Макса.

— Каждый раз я тут спотыкаюсь. — Он не спешил подняться, потирая ногу.

— Это дизайнерский проект.

Макс сморщился в улыбке, протянул руку:

— А ну, иди сюда. Я тебя отшлёпаю.

— За что? — кокетливо спросила она, сбрасывая туфельки.

— За что хочешь.


Настойчивое треньканье наконец достигло цели, Макс приподнялся, осторожно вытянул руку из-под Сильвии и оттолкнул кисею полога, упавшую на глаза отделанным рюшечками краем. Присев у кровати, покопался в куче одежды, вытянул брюки и нашарил служебный коммуникатор. Тихо выругался.

— Си, — он легонько толкнул девушку. — Си, мне нужно идти. Вызов пришёл. Ты слышишь, Си?

Она только пробормотала что-то, поворачиваясь в постели. Он взглянул на часы. Самое время для тёмных делишек.

— Я ухожу. Ты слышишь меня, Сильвия?


Настя со стуком бросила на кухонный столик ужин в упаковке. «Разогрей, и ты сыт» — гласила яркая надпись. Она пошарила в холодильнике, выудила из дальнего угла коробочку килек в соусе. Критически осмотрела, решив, что они ещё вполне ничего. Сбегала к двери, торопливо топая тапками в розовых цветочках, принесла забытую у вешалки упаковку пирожных из магазина за углом. Встав на цыпочки, вытянула на свет бутылку вина. Смахнула рукой пылинки, поставила на столик. Ну вот, теперь можно звонить Эдику.

Смешливая мелодия сообщения застала её у зеркала. Она торопливо нашарила кнопочку, глядя на новенький маникюр, только что сотворённый знакомой девушкой из салона красоты. «Детка, прости, я не приду». Вот и всё. Она упала на стул, с ненавистью глядя на полированные ногти. Кинулась к сумочке, трясущимися руками вытянула из кармашка билеты на концерт. Порвать и выбросить. Нет, она их не выбросит. Она сейчас пойдёт, накрасится погуще, наденет лучшее платье и подцепит на этом проклятом концерте кого-то получше Эдика.


У ступенек громадного развлекательного центра уже гудела толпа. Сверкающие двери непрерывно вращались, пропуская пары и целые хохочущие компании. Настя встала на нижнюю ступеньку, поджимая ноги в сиреневых туфельках. Вечер оказался слишком холодным. Подёргала сумку за длинный ремень. Время шло, мимо проходили мужчины, мужчины в нарядных пиджаках, куртках и комбинезонах. Почти все они были с женщинами. Она поймала взгляд одного, тот приблизился, кашлянул, она посмотрела на него, оценивая стоимость коричневых ботинок. Он спросил:

— Женщина, вам билетик не нужен? Недорого отдам.

Она с негодованием отвернулась. Ноги мёрзли всё больше.

Через две ступеньки от неё топтался прыщавый подросток в наушниках. Он тоже притопывал тощими ногами в модных шнурованных ботинках, дёргая головой в такт музыке. Заметив её взгляд, мальчишка немедленно оскалился в ухмылке и глумливо подмигнул, переступив поближе. Настя с достоинством задрала нос, на всякий случай отодвинувшись на ступеньке. Толпа уже рассеивалась, последние запоздавшие парочки спешили в двери, на ходу вытаскивая билеты.

Наконец она повернулась и медленно принялась подниматься по ступеням к сверкающему огнями проходу. Сумка тянулась за ней, стуча по тонким каблучкам.

— Простите, девушка, — мягкий голос остановил её на самом верху. — У вас не будет лишнего билета?

Она обернулась, прижимая ремень сумки к животу. Мужчина в коротком плаще смотрел на неё просительно. В одной руке он сжимал увядшую розочку.

— Вы знаете, такая незадача. Пригласил девушку, а она не пришла. — Он улыбнулся растерянной улыбкой.

Вскоре они уже сидели в удобных мягких креслах, поставленных восхитительно близко. Должно быть, одну ручку на два сиденья придумал влюбленный человек, подумала Настя, разворачивая липкими пальцами шуршащую обёртку длинной конфеты, принесённой новым знакомым из буфета. Рядом в корзиночке подлокотника ждала бутылка шипучки.

В перерыве они вместе вышли в фойе. Усадив Настю за столик у прохода, он поспешил занять очередь. Мороженое и лимонад, сказала она капризно, опускаясь на мягкий круглый стульчик. Он скрылся в толпе, а Настя уставилась на его лёгкий плащ, небрежно брошенный на спинку, и теперь неуклонно ползущий вниз. Заботливо подхватила кофейного цвета рукав, и из внутреннего кармана вывалился, увесисто стукнув об пол, старомодный кожаный бумажник. Она не хотела смотреть, правда, не хотела, но он сам открылся, и на неё с разворота взглянули симпатичная женщина с ребёнком на руках. Ещё один ребёнок, девочка в мелких кудряшках, стояла рядом. Настя торопливо приткнула бумажник в складки плаща.

Моргая внезапно намокшими ресницами и стараясь не натыкаться на стулья, вышла к лестнице и сбежала по мраморным ступенькам. Едва попадая в рукава жакетика и поддёргивая сумку, она вышла под мигающий разноцветными огоньками навес. Под каблучками туфель захрустели замёрзшие лужицы. Всхлипывая, Настя огляделась. За стеклом оставшегося позади фойе мелькнул светлый плащ, и она побежала к мигающему зелёным огоньком частнику, пристроившему свою старенькую машину с краю стоянки.

— Куда вам? — неласково спросил пожилой водитель, провожая взглядом её каблучки, царапнувшие обивку.

Закрыл за ней дверцу и сказал, устраиваясь на сиденье:

— Подождать придётся. Вот салон наберу, тогда поедем.

— Да вы что! — возмутилась Настя. — Я не могу тут торчать!

— Тогда доплатить бы не мешало, — водитель помотал обвисшими щеками в красных прожилках. — Ехать далеко, а мне ещё сюда возвращаться. Пустым-то разъезжать…

Настя обвела взглядом стоянку. Другие машины были гораздо комфортнее, и наверняка возьмут больше этого пенсионера.

— Ладно, поехали. — И пробормотала под нос: — Хапуги.


Сжавшись на заднем сиденье, она глядела в замочек лежащей на коленках сумки. Водитель, желавший поговорить, только раз взглянул в её мрачное лицо, и с сопением отвернулся.

Она вскинулась на месте, вглядываясь в темноту дороги, освещённой редкими фонарями:

— Где это мы едем? Мне не туда!

— А там дорога перекрыта. Чинят, — коротко ответил водитель, не оборачиваясь.

Она заёрзала на сиденье. Потом что-то тихо чмокнуло, и машина затряслась. Водитель выругался, выруливая на обочину.

Она выбралась вслед за ним и увидела его спину в старенькой куртке военного образца, уже наполовину погрузившуюся под капот. Из-под капота доносились всякие слова. В отчаянии Настя затопталась на месте, озирая придорожные кусты.

Взвизгнули шины, прошуршав по полотну дороги, и рядом встал тёмно-серый корвет. Театральным жестом протянув руки, её бывший новый знакомый выпал из дверцы и, сделав несколько шагов по асфальту, опустился на колени.

— Настенька!

Она ойкнула, отступая к грязной дверце такси.

Он подполз ближе, царапая коленками и смешно протягивая руки.

— Настенька, я понял! Вы увидели это фото! Это моя сестра. Любимая и единственная сестра с племянниками. Больше у меня никого нет в этой жизни. Я один, совсем один. Простите меня за эту ошибку.

— Ну что вы, Степан Алексеевич, — пробормотала Настя. Её стало мучительно стыдно. Пожилой водитель обернулся, вытирая руки тряпкой и улыбаясь сизыми старческими губами.


Подсвеченный скудным дежурным светом коридор уводил влево. Оттуда, из тёмного отрезка пути, перегороженного прозрачной дверью, мигал еле различимый огонёк предупреждения. Входить туда было нельзя. И всё же… кто-то должен был туда войти. Макс тихо переступил форменными ботинками на упругой подошве, что совсем не скользила по элегантному покрытию офисных помещений.

Прозрачная дверь, с виду такая ненадёжная, а на деле прочнее стали, уползла в сторону, уходя в паз стены. У двери тоже был свой замок, преодолеть который можно было, только сняв дверь с петель. Что было в принципе возможно. Если снести часть стены. И даже тогда замок прочно сжимал бы свои многочисленные зубы.

В лаборатории верхний свет не горел, только многоярусные опоры, содержащие драгоценные горшочки, окутывал дрожащий оранжевый туман.

Макс огляделся, неслышно ступая меж этажей живущих своей жизнью растений. Ему казалось, что он различает даже тихое шевеление упругих корешков в псевдопочве, а обычно почти неслышное журчание жидкости в тоненьких трубках теперь назойливо лезло в уши.

Когда он увидел открытую дверцу крайнего металлического ящика, откинувшую в сторону массивную челюсть с поблёскивающими в свете мигающей сверху лампочки штырями запоров, у него захватило дыхание. Он оглянулся. Ему показалось, что кто-то вздохнул у него за спиной. Сзади никого не было. Из глубины отверстия пахло чем-то терпким, словно там хранили специи.

Макс положил руку на дверцу, дверца неожиданно легко качнулась. Чья-то ладонь легла ему на плечо. Он сильно вздрогнул и, не оборачиваясь, сказал:

— Это ты, Костя? — напарник должен был ждать снаружи, но кто не нарушал инструкций?

Обернулся и, дико вскрикнув, прижался спиной к воткнувшемуся в позвоночник краю дверцы. Рефлекс специалиста, выработанный годами тренировок, бросил его вниз, он перекатился по полу, удерживая пистолет и целясь в ноги предполагаемого противника. Всё было проделано в доли секунды, но там, куда он целил, уже никого не было. Сглотнув, Макс принялся отползать назад по проходу. Сбоку была стена, и никто бы не успел обежать ряды полок и зайти ему с тыла. Держа под прицелом коридорчик, он нашарил на боку коммуникатор, нажал кнопку вызова. Костик должен услышать.

По ботинку постучали. Небрежно, словно просили подвинуться на пляже. Медленно, словно во сне, он обернулся, ведя пистолетом, и почувствовал, что намочил брюки.

— Вы не скажете, как пройти в библиотеку? — загробный голос звучал словно отовсюду и эхом отдался во вмиг опустевшей голове.

Охранник зажмурился, нажимая спусковой крючок. В памяти всплыли ровные строчки инструкции. «Стрелять в помещении лаборатории… строго воспрещается... применять оружие только при крайней необходимости… в случае… непосредственной угрозы… в первую очередь следует…» Курок сухо щёлкнул, ещё и ещё раз. Он опустил пистолет, тупо таращась в кружок дульного отверстия.


Глава 7


Бесстрастный голос секретаря застиг директора в собственной машине за созерцанием залитых чистым утренним светом окраин города. Сначала мелодично брякнул обрывок популярной арии, затем Ксения сухо сказала:

— Базиль Фёдорович, с добрым утром. У нас ЧП.

И затем негромкий, низкий голос викинга произнёс:

— Доводим до вашего сведения, что за истекшие сутки произошло нестандартных ситуаций — одна. Опасность сведена к нулю, потери незначительны.


— Что это значит, Ксения Леопольдовна? — Базиль Фёдорович влетел в приёмную, на ходу отпихнув попытавшегося приклеиться к нему журналиста, и ловко захлопнул за собой дверь, слегка защемив полу куртки.

Ксения поманила его к себе, молча указала пальцем в кабинет. За директорским столом, положив голову на заботливо подготовленную секретарём для директора салфетку с тарелочкой для утренних тостов и далеко отпихнув покосившуюся чашку с блюдцем, сидела госпожа Снайгер.

— С утра так сидит, — прошептала Ксения, округляя глаза на шефа. — Плачет.

Директор огляделся. Зашарил по карманам, вытянул носовой платок с монограммой. Показал секретарю. Та замахала руками. Указала на пузырёк на своём рабочем столе и пригоршню таблеток. Базиль Фёдорович убрал платок в карман и тихо сказал:

— Введите меня в курс дела, Ксения.

Ксения Леопольдовна тяжело вздохнула. Оглянулась, придвинула к себе стул и уселась.

— Умер охранник-то наш, Базиль Фёдорович. Скоропостижно скончался.

— Как это — скоропостижно? — спросил директор, вспоминая Константина, самого старшего из охраны. — Ему же едва за сорок перевалило. Крепкий такой…

— Да не Константин это, — Ксения сморщилась, мотнула головой. — Это Макс. Макс Фоскарелли.

Ксения продолжила рассказ, и директор узнал, что на исходе ночи, или ранним утром, а точнее — в пять часов утра, её разбудил звонок госпожи Снайгер. Та билась в истерике и смогла только сказать: «Макс умер!» Ксения тут же примчалась на квартиру Сильвии, у которой их небольшая, чисто женская компания, — ничего такого, Базиль Фёдорович, простая вечеринка, — однажды отмечала повышение зарплаты, и застала ужасающую картину. Посреди крохотной квартиры Сильвии, всю площадь которой сумасшедший дизайнер превратил в одну непонятную комнату, лежал на полу их охранник Фоскарелли. Он был в форме, на поясе подмигивал маленький служебный коммуникатор, а в намертво сжатых пальцах правой руки был пистолет с личным номером. От двери, выходящей на лестничную площадку, в комнату тянулся багровый след. Секретарь только раз взглянула в лицо охранника и отвернулась. Собственно, правой половины лица там и не было.

Приведя в чувство Сильвию и отзвонив в соответствующие службы, Ксения Леопольдовна попыталась выяснить, что случилось. Из несвязных всхлипываний госпожи Снайгер выходило, что вечер они провели вдвоём и вместе вернулись домой. Затем Сильвия заснула. Она смутно помнила, что Макс будил её среди ночи, говорил о каком-то вызове. Потом она проснулась, уже начинало светать, и она немного полежала в постели. Ощутила, что Макса нет рядом, начала думать, и поняла, что разбудил её какой-то шум за дверью. Она позвала, он не ответил, и тогда она пошла искать его. Что-то прошуршало на площадке, и, мучимая неясным страхом, Сильвия открыла дверь. Сидящий на полу у двери Макс покачнулся и завалился на бок, свет лампы упал ему на лицо, и она закричала.

Здесь у Сильвии опять началась истерика, и практичная Ксения решила отложить разговор до приезда врача.

Базиль Фёдорович вздохнул. Вытянул платок с монограммой и отёр лоб. Скомкал, не глядя, и сунул в карман.

— А где наши близнецы-братья? Где эта хвалёная команда головорезов?

— Беседует со следователем. — Ксения поджала губы. — Не нравится мне всё это, шеф.

Секретарь хотела ещё что-то сказать, но дверь распахнулась, и в неё протиснулись сразу двое — невысокий, полненький человечек, в котором Базиль Фёдорович признал следователя, и стелившийся рядом статный, но немного раздавшийся в талии старший менеджер Сутейкин. За ними, держа дистанцию, неторопливо шествовал викинг.

Базиль Фёдорович нахмурился. Он так и не научился их различать. Выяснилось, что охранники являются близнецами, на другой день. Директор встретил верзилу-блондина в коридоре, и тот вежливо сообщил, что очень рад знакомству. Шокированный Базиль Фёдорович не успел усомниться в своих умственных и психических способностях, как всё благополучно разъяснилось. Правда, теперь, когда он изредка натыкался на одного из братьев, директор терялся, не зная, виделись они сегодня с данным конкретным экземпляром или ещё нет.

Кругленький следователь потёр ладошки и взглянул в сторону секретаря и шефа. На лице его появилось выражение врача-стоматолога, увидевшего сложный случай кариеса. Последовал обмен приветствиями, и представленный как должно полицейский проследовал за директором в кабинет. Следом просочился старший менеджер, с выражением деловитой озабоченности на породистом лице, и секретарь, прикрывшая за собой дверь.

Завидев сидящую за столом женщину, следователь приостановился.

— Это, как я понимаю, госпожа Снайгер? Вы не откажетесь ответить на несколько вопросов?

Сильвия подняла голову, шмыгая распухшим носом. Базиль Фёдорович в приступе сострадания отметил, что бедняжка вся припухла, а её глаза сильно покраснели и блестят от скопившейся влаги.

— Госпожа Снайгер уже отвечала на вопросы оперативной группы, — сурово ответил директор, глядя в упор на следователя. — И сейчас ей лучше пойти отдохнуть. Она плохо себя чувствует.

Сильвия посмотрела на шефа, а он отметил, что, должно быть, она пользуется очень стойкой косметикой — о подобной он получил представление в недолгий период своего неудачного брака. Или совсем не подкрашивалась.

— Ксения, проводите, пожалуйста, госпожу Снайгер.

Ксения Леопольдовна поддержала за локоток Сильвию, помогая той выбраться из кресла, и вывела её из кабинета, бросив у двери загадочный взгляд на своего шефа.

— Ну что же, — бодро сказал кругленький полицейский, удобно устраиваясь на мягком сиденье и кладя ладони на стол. — Прошу вас, господа. Нам нужно составить полную картину этого дела. Господин директор, расскажите, пожалуйста, всё, что можете по данному вопросу.

Директор посмотрел в невинное лицо следователя.

— Какой вопрос вы имеете в виду, господин Филинов?

Старший менеджер кашлянул:

— Господин следователь имеет в виду…

— Я имею в виду сегодняшнюю ночь, а именно период между тремя и пятью часами утра, — веско сказал следователь. — Опишите свои действия в этот период времени.

— Если вас интересует, что я делал ночью, могу вам сказать — я спал. В своей постели, причём совершенно один.

— А как…

— Это может подтвердить охрана, — опередил Базиль Фёдорович, улыбаясь следователю улыбкой отличника, никогда не бившего школьных окон. — И вы можете проверить запись в камере наблюдения у дома.

— Мы проверим, — серьёзно сказал полицейский. — Благодарю за исчерпывающий ответ. Кстати, о камере наблюдения. Я прошу вашего разрешения на просмотр записей сегодняшней ночи с ваших камер. Установленных здесь, в помещении фирмы.

— А причём здесь записи наших камер? — удивился Базиль Фёдорович.

— А при том, уважаемый господин директор, что, согласно полученным сведениям, — следователь оглянулся, ища кого-то взглядом, — погибший охранник сегодня ночью, между тремя и четырьмя часами пополуночи, находился здесь, на территории, за которую как руководитель несёте ответственность именно вы.

Директор перевёл взгляд на Сутейкина. Тот заёрзал в кресле. Его гладкие щёки пошли пятнами.

— Базиль Фёдорович, — торопливо выговорил он, глядя то на шефа, то на снисходительно молчавшего следователя. — У охранника Фоскарелли был выходной. Я сам не понимаю, что он тут делал в неурочное время. В лаборатории дежурил Константин. Он…

Сутейкин запнулся. Следователь пришёл на помощь смутившемуся менеджеру.

— Видите ли, господин директор, мы до сих пор не можем поговорить с вашим старшим охранником. Как его — Константин? Так вот, ваш охранник… Он, коротко говоря, немного не в себе.

— Что значит — не в себе? — резко спросил окончательно вышедший из равновесия Базиль Фёдорович. — Объясните вы мне, наконец, что тут произошло?

И директор услышал вторую историю за утро.

Совершая обычный обход, охранник фирмы отметил, что на посту у лаборатории, где должен был дежурить этой ночью Константин, никого нет. Продолжая обход, он заглянул в мужской туалет, и там обнаружил пропавшего охранника, сидящего на полу под писсуаром. Константин не отвечал на вопросы и вёл себя неадекватно. При виде вошедшего в туалет охранника он попытался вскочить на подоконник и выброситься в окно. Сделать это он, естественно, не сумел, поскольку разбить прочное стекло не под силу обычному человеку без специальных инструментов, и тогда он снова забился в угол, весь дрожа и мыча нечленораздельно какую-то чушь. С тех пор Константин пребывает в этом состоянии, вывести из которого его до сих пор не удалось.

— При этом, — подытожил рассказ следователь, — дверь в лабораторию была закрыта, сигнализация включена, а ваш ночной охранник, этот здоровый парень, с которым я только что побеседовал, утверждает, что никаких необычных явлений не было. И никаких — никаких — тревожных сигналов на пульт не поступало. Это не очень вяжется с показаниями госпожи Снайгер, которая утверждает, что вызов имел место как раз в то время, о котором идёт речь.

— Господин Сутейкин, обеспечьте господину следователю возможность ознакомиться с записями, — директор поднялся из кресла, давая понять, что разговор окончен. — И дайте все необходимые пояснения. А теперь, господа, мне нужно работать.


— Ну что, где это? — нетерпеливо спросил один из полицейских, прибывших по вызову. Утро было промозглое, дул омерзительный северный ветер, и топтаться на открытом месте городской окраины, с одной стороны которой было лишь тянущееся вдаль поле, никому не хотелось.

Потёртого вида мужичок в зимней шапке, покрытой неровными пятнами проплешин, опасливо ткнул прутком перед собой.

— Вот тут она лежит. Я ничего не трогал. Да оно мне надо?

Они подошли ближе, и полицейский помоложе присел на корточки, пошевелив край пластика, присыпанного сухими листьями и комьями земли. Потянул сильнее непрозрачный край плёнки, и утренний свет упал на то, что было в неё завёрнуто. Полицейский отдёрнул руку, тараща глаза. Стоявший у него за спиной напарник охнул и длинно, замысловато выругался.

— Я не трогал ничего, — гудел у них сзади мужичок, — оно мне надо, трогать такое?

Молодой полицейский, согнувшись, отошёл в сторонку, и его вырвало.


Следователь Филинов, лучший в отделе, и потому всегда посылавшийся на самые сложные и запутанные дела, бросил на стул лёгкий пиджачок и яростно поскрёб подбородок. Утро начиналось просто прелестно.

— Прелестно, прелестно, ах, как чудесно! — отчаянно прогудел он влезшую в голову дурацкую песенку из какого-то шоу. Упал на стул и задумался.

Следователь Филинов был хорошим специалистом и всегда чувствовал, когда что-то идёт не так. Это дело было очень мутным. Все что-то недоговаривали — и эта холёная секретарша, и этот породистый жеребец-менеджер, и даже директор фирмы, который явно недолюбливал лишние вопросы, хотя в целом произвёл на Филинова благоприятное впечатление. И, как назло, дело о серии зверских убийств, совершённых за последний год, что висело на душе неподъемным камнем, и за которое Филинова регулярно трепали по всем инстанциям, опять вылезло наружу.

— За что, за что, о боже мой! — снова пропел он уже из другой оперетты, и ткнул пальцем в кнопочку. — Ленок, готовы документы?

— Готовы, Андрей Петрович, — ответил деловитый голос Леночки. — Можете смотреть.

И Леночка, не отключаясь, тихо сказала:

— Ужас какой.

Филинов открыл экран. Да, действительно. Даже привычному ко всему следователю глядеть на такое было тошно. Тем не менее он сразу отметил несомненное сходство. Точно такие же изуродованные трупы он уже видел и раньше. Их находили в разных местах, но выглядели они все примерно одинаково. И у всех отсутствовали головы.

Он внимательно осмотрел с разных ракурсов обгоревшее до неузнаваемости тело. Это была женщина, хотя теперь это представляло собой просто кусок мяса. Он глубоко вздохнул, стараясь дышать ровно и глубоко. С разных сторон виднелись почти неразличимые на первый взгляд, но явственные для Филинова отметины. Он уже знал, как их распознать, и знал, что здесь они тоже будут. Следы вилок. Вилок и ножей. Словно стая изголодавшихся едоков торопилась урвать кусочек. Он опять глубоко вздохнул, продолжая глядеть в экран.


Глава 8


— Да, Ленок, положи на стол, — Филинов рассеянно повёл рукой, не отрываясь от работы. Он спешил.

Леночка не уходила, и он поднял голову, уперевшись взглядом в вырез женской блузки. Крохотная пуговка едва удерживала блузку от дальнейшего расстёгивания. Нет, это не Леночка.

Незнакомая девица не дала следователю опомниться. Сунув Филинову под нос удостоверение журналиста, взяла быка за рога. Следователь узнал, что общественность не может оставаться в неведении. Вкупе с общественным мнением, которое нельзя игнорировать. И что начальство господина следователя весьма, весьма заинтересовано…

Филинов попытался вставить слово в этот поток мысли, но девица тут же предложила ему связаться с его, Филинова, непосредственным начальством, и убедиться, что она, девица, — тут ему вновь ткнули в нос удостоверение, — говорит правду и только правду. И что отвязаться от неё он может, только посвятив ей кусочек своего драгоценного времени и введя в курс этого интересного дела.

— Ах, интересного? — полицейский следователь подвинулся вместе со стулом, давая девице взглянуть на торопливо возвращённую и увеличенную в самом интересном ракурсе картинку, — Что же, смотрите. Вот вам ваше дело.

И со скрытым злорадством услышал её обморочный писк. Девица позеленела. Правда, тут же взяла себя в руки, и Филинову пришлось-таки с ней поговорить. Потом он решительно поднял её со своего рабочего стула и выпроводил за дверь.


Базиль Фёдорович подхватил куртку за рукав и высунулся в приёмную. Ксения деловито убирала рабочий стол.

— Ксения, не забудьте завтра проводить госпожу Снайгер. — Директор был принципиально внимателен к своим сотрудникам. — Я на вас полагаюсь.

— Разумеется, Базиль Фёдорович. Вы идёте? — Ксения Леопольдовна решительно задвинула ящичек стола и в последний раз окинула себя критическим взглядом в маленькое зеркальце.

— Господин директор, нам нужно поговорить.

Секретарь выронила зеркальце. В дверях нарисовался один из викингов.

— Господин директор уже уходит, — строго сказала секретарь, подбирая зеркальце и с силой запихивая его в сумочку.

— Ничего, у меня есть одна минутка, — Базиль Фёдорович так и не удосужился сегодня пообщаться со своей службой охраны. Сразу после визита следователя к нему потянулись вереницей важные посетители. Затем был деловой обед с нужными людьми, который никак нельзя было пропустить. Словом, как мрачно пошутил в этот бесконечный день господин Сутейкин: «весна, мухи проснулись».

Блондин неторопливо устроился напротив в мягком кресле и уставился на директора прозрачными глазами.

— Прошу вас, — сухо сказал Базиль Фёдорович. Следовало дать понять этим дорогим во всех смыслах людям, что он недоволен их работой.

— Вы получили наше сообщение, господин директор? — полуутвердительно сказал викинг. — Мы сообщили о нестандартной ситуации.

— И теперь вы решили разъяснить мне смысл вашего загадочного послания? — саркастически спросил директор, демонстративно глядя на часы.

— Да, — невозмутимо ответил тот. — Мы должны сообщить вам, как нашему нанимателю, об имевшем место проникновении в лабораторию и попытке похищения материалов, составляющих собственность фирмы.

Директор поморщился. Предчувствия оправдывались.

— Продолжайте.

— Минувшей ночью, в три часа двадцать три минуты десять секунд по местному времени, в здание вошёл работник фирмы господин Фоскарелли. Пользуясь удостоверением охранника, Фоскарелли поднялся на этаж, где размещается лаборатория, и там встретился с господином Кисиным, охранником, нёсшим дежурство в эту ночь. Фоскарелли не застал Кисина на месте, так как тот в это время находился в мужском туалете. У господина Кисина случилось острое расстройство желудка. Они поговорили, и Фоскарелли отправился на пост, оставив Кисина в туалете.

— Подождите, — директор помотал головой, вытряхивая словесную шелуху, нагороженную блондином, — я вас не совсем понимаю. Кисин сообщил Фоскарелли о вызове? Почему Макс вообще здесь появился?

— Видите ли, господин директор, — спокойно ответил викинг, — никакого вызова с центрального пульта не было. Господин следователь уже убедился. Кисин послал сообщение со своего личного служебного устройства.

— Со своего комма? Но зачем?

Блондин пожал плечами.

— Мы предполагаем, что господин Кисин усомнился в возможности продолжать работу вследствие возникших проблем личного характера.

— Предположим. Но пон… но расстройство желудка не повод для самоубийства.

— Зато это обстоятельство дало возможность господину Фоскарелли без хлопот войти в помещение лаборатории. Открыв дверь и убедившись в отсутствии посторонних, господин Фоскарелли набрал код и вскрыл контейнер с материалами исследований.

Директор подскочил на месте.

— Вы понимаете, что говорите? Этот код нельзя взломать! Тем более какому-то охраннику!

— Тем не менее он это сделал. Мы решили, что подобные действия охранника не входят в ваши интересы, как работодателя. Поэтому сейчас контейнер закрыт, охранник отказался от своих намерений, а все материалы на месте.

— Вы называете смерть способом отказаться от намерений? — в ужасе переспросил директор. — Что тогда вы имели в виду, когда говорили о незначительных потерях?

— Мы не убивали господина Фоскарелли. Он покинул здание совершенно самостоятельно. — Викинг моргнул, тень озабоченности возникла в его прозрачных глазах: — Конечно, какая-то часть молекул воздуха покинула контейнер. Это было неизбежно. Но, если вы считаете это существенным…

Базиль Фёдорович уставился на него, не находя слов.


Пожилой мужчина в тёплой не по-весеннему куртке оливкового цвета, уже давно потёртой на швах, но всё ещё такой добротной, неторопливо подобрал с витрины ещё одну баночку. Строго осмотрел яркую этикетку с нарисованным весёлым крабом. Наконец кивнул и аккуратно положил в корзинку. Двинулся дальше по проходу, но опять остановился и взял с полки очередную баночку. Морепродукты были его слабостью. Повертел в руках, дальнозорко разбирая мелкие буквы.

— Дочка, — обратился к услужливой девушке с наклейкой на груди, — скажи мне, что это такое?

Девушка объяснила. Он спросил о цене. С сожалением положил баночку. Денег было не густо. Не то, что в прошлый раз. Наконец корзинка наполнилась, и с чувством выполненного долга он направился к кассе.

— Что, опять сынок перевод прислал? — приветливо спросила кассирша примелькавшегося клиента. Он добродушно улыбнулся, кивая.

Обнимая фирменный пакет с продуктами, с трудом открыл дверцу своей старенькой машины. Потом заботливо опустил на сиденье, приткнул поудобнее драгоценный груз и выехал на проспект.


Кадет продемонстрировал новенькие штанишки. Повернулся, давая увидеть пацанам, а особенно девчонкам фирменный лейбл на заду. Девчонки заахали. Парни промолчали, оценивая прикид.

— Ну, не супер, конечно, — скромно сказал Кадет. — Но носить можно. Я хотел другие взять, в соседнем магазине, да мне цвет не приглянулся.

На самом деле его остановила слишком хорошая цена, но признаваться в этом не стоило. Ну что же, потом наверстает. Он уже присмотрел кое-что в одном местечке. Пока это было только из раздела мечтаний, но Кадет умел ждать.

— Крутой у тебя папаня, такие подарки делает, — деланно безразлично сказал один из парней, не отрывая глаз от штанишек.

— Мне тоже такие обещали. Если двоек не притащу, — шмыгнул носом другой, глубоко засовывая руки в карманы модной куртки.

Девчонки принялись ощупывать ткань, и Кадет блаженно улыбнулся, послушно поворачиваясь кругом.


Базиль Фёдорович вышел в опустевший холл и проводил рассеянным взглядом торопливо стучащую каблучками Ксению. Постоял, покачиваясь с пятки на носок и посвистывая. Когда-то, ещё в другой жизни, ему говорили: «Не свисти, денег не будет». С тех пор случилось многое, и Базиль Фёдорович уже давно не верил в приметы.

Чья-то рука скользнула под локоть, и смутно знакомый голос проворковал:

— Господин директор, вы меня удивляете.

Это была давешняя журналистка.

Теперь она выглядела иначе, он не понял, что изменилось, но перемена ему понравилась. Глядя в его удивлённое лицо, девушка хмыкнула, отстраняясь и оправляя краешек воротничка:

— Вы уже передумали вести меня в ресторан?

Он решительно выбросил из головы сегодняшние дела.

— Как вы могли подумать, что я передумаю?

Она засмеялась, опять беря его под руку.


Маленький зал ресторанчика при клубе, где предпочитали обедать старейшие из любителей экстремальных прыжков, и где было не так много места, что придавало собранию некую элитарность, был почти полон. Базиль Фёдорович ловко провёл свою даму к столику у стены, отвечая на приветствия друзей и просто хороших знакомых. Он отметил одобрительные взгляды, проводившие его спутницу, и улыбнулся. Бесконечный день заканчивался удачно.

Мари Ив оглядела развешанные на крючьях, вбитых прямо в стены, витые шнуры, кольца, странного вида железки и даже предметы одежды. В одном из них она признала башмак.

— Что это? — указала она пальчиком на висящий прямо над их столиком моток провода, поверх которого блестела металлическая штуковина. — Вы этим ловите акул?

Директор поднял голову.

— Ах, это. Это раритет. С ним когда-то совершал прыжки один из основателей нашего клуба.

Мари обвела глазами раритет. Новый знакомый, похоже, был в восторге от всего этого барахла.

— Как интересно. И вы тоже так умеете? Неужели вам никогда не было страшно?

Базиль Фёдорович засмущался. Гордо краснея, взялся пояснять. Она внимательно слушала, широко раскрывая глаза, и к месту восхищённо ойкая.

— Дорогой Базиль, ты здесь! А я сразу тебя не увидел, — один из давних членов клуба остановился у их столика и приветливо кивнул директору. — Представишь меня прекрасной даме?

— Привет, Макс. — Базиль Фёдорович пожал протянутую ладонь, — Мари, это Макс. Один из наших патриархов. — Патриарх шутливо помахал рукой. — Макс, это Мари. Она прекрасный журналист.

— Действительно прекрасный, — галантно отозвался тот, ловко пожимая протянутые пальчики. — Рад знакомству.

Он отправился дальше, а благодушно настроенный Базиль Фёдорович обернулся к девушке:

— Хотите ещё мороженого?

Ему пришлось повторить свой вопрос. Мари Ив вздрогнула, повернулась к нему и неуверенно кивнула. Перед глазами стояла спина удаляющегося по проходу между столиками господина Фрезера. Её шефа.


Глава 9


Филинов посмотрел на синеватое тело. Ниже шеи на него было вполне приятно смотреть. Конечно, если учесть, что тело вытащили из холодильного отделения в морге. Их патологоанатом невозмутимо курил свои ароматные сигареты, лениво отмахивая от лица колечки дыма. Колечки вытягивались неровными овалами и разрывались, расплываясь в воздухе. Следователь тоже помахал ладонью у носа, отмахиваясь от очередного колечка. Медэксперт предавался своей вредной привычке со страстью истинного курильщика. На недоумение некурящих полицейских, регулярно застающих его с мечтательным выражением на лице и с сигаретой в зубах, он меланхолично отвечал, глядя отсутствующими глазами в пространство:

— Кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким помрёт. Говорю вам это как медик.

— Что скажешь, Сергеич?

Патологоанатом неторопливо отложил сигарету на плоскую стеклянную чашечку.

— Если хочешь поскорее закрыть дело, пиши — самоубийство.

— А если не хочу поскорее? — с тоской спросил Филинов.

— Ну, если хочешь помучиться… — Сергеич подобрал с чашки окурок, затянулся и бросил обратно. — Смотри.

Они склонились над трупом. Патологоанатом повёл ладонью над головой, показывая. Следователь внимательно следил за пальцами, шевелящимися над изуродованным выстрелом лицом покойного.

— Хочешь сказать, он не мог этого сам сделать? — наконец мрачно спросил Филинов.

Они выпрямились и посмотрели друг на друга.

— Почему не мог. Мог. При большом желании и пяткой можно ухо почесать.


Сильвия решила не садиться в лифт. Она только взглянула на повернувшиеся к ней лица занявших место в зеркальной кабине людей и повернула к лестнице. Ей казалось, что все смотрят только на неё. Она не нуждалась ни в сочувствии, ни в досужем любопытстве.

Этажом ниже её лаборатории был отдел аналитиков. Там царил Сутейкин, и за крайним у двери столиком сидела подружка Светочка. Сильвия вздохнула, шагнула было на ступеньку очередного пролёта, но настоятельная необходимость заставила её свернуть в коридор, ведущий в дамскую комнатку.

— Ну вот, ничего не осталось от Макса, — со смутным сожалением подумала она, вспоминая его мечты о куче ребятишек.

Торопливо направилась к кабинке, набросила коротенький ремешок сумочки на крючочек и закрылась внутри.

Какое-то время она не слышала ничего, кроме своих мыслей. Потом ей показалось, что кто-то вскрикнул. Она подняла голову, прислушиваясь с законным любопытством случайного свидетеля. Кто-то кого-то явно домогался. Из соседней кабинки доносилась невнятная возня, в тонкую стенку ткнулись локтем, потом спиной, и Сильвия услышала писк Светочки:

— Пустите, я не хочу. Ну, пустите же!

И мужской голос глухо пробормотал:

— Раньше хотела, а теперь нет?

Опять началась возня. Сильвия решительно оправила юбку и дёрнула с крючка сумочку. Сидеть и слушать дальше не имело смысла.

И тут она услышала истошный визг. Так мог бы визжать несущийся к ближайшему дереву первобытный человек, которому на пятки наступал разъярённый мамонт. Визг закончился судорожным всхлипыванием и звуком падения на выложенный плиткой пол женского зада. Прошуршало по стенке, стукнули о гигиенически чистую керамику каблучки. Сильвия высунулась, придерживая дверцу пальцем. И ей сразу же захотелось забраться повыше.

Соседняя кабинка была прикрыта. Из-под дверцы торчали ноги Светочки, обутые в хорошенькие туфельки нежно-розового цвета. Кто-то шумно икал. Потом дверца слегка расплылась, по ней пробежали тени, и из кабинки вышел здоровенный мужчина под два метра ростом. Для этого ему даже не пришлось нагибаться, потому что вышел он прямо сквозь дверь, неощутимо миновав косяк, который был ему как раз на уровне шеи.

Посмотрев на Сильвию голубыми глазами, здоровый блондин моргнул и слегка склонил голову, приветливо кивая. Она проводила его глазами, прижавшись спиной к своей кабинке. Он вышел в коридор, на этот раз рутинным способом, заботливо прикрыв за собой дверь с нарисованным женским силуэтом. Сильвия перевела взгляд на прикрытую кабинку. Дверь с еле слышными скрипом повернулась в петлях, и она увидела сидящего на унитазе старшего менеджера Сутейкина. Тот таращил глаза на Сильвию, держась за края сиденья и икая. Менеджер открывал и закрывал рот как пойманная рыба, крупное породистое лицо было под цвет сантехники. Наконец он выдавил, глядя перед собой выпученными глазами:

— Клянусь, больше никогда. Никогда больше. Клянусь.

Сильвия отвела от него глаза, деловито открыла висящую на локте сумочку, вытянула коробочку с таблетками. Открыла дверцу и высыпала в унитаз содержимое, слыша за тонкой стенкой соседней кабинки неприятные звуки расстроившегося желудка господина Сутейкина. Сказала сама себе:

— Ты не для того столько лет отучилась в университете, Снайгер, чтобы видеть такое. Кандидатам биологических наук не являются призраки.

Поглядела в освободившееся донце коробочки и добавила:

— Хватит глотать антидепрессанты. Применим народные средства.


«Мы сообщаем об окончательном слиянии распавшейся на отдельные конгломераты корпорации «Айсберг» и их входе в нашу дружную и крепкую корпорацию…»

Безупречный слог и чёткая речь пресс-секретаря Феодосии Темень были словно созданы для подобных заявлений. Господин Фрезер ещё немного полюбовался на броские заголовки газет и отвернулся от экрана. Прекрасно.

— Великолепная работа. Теперь у нас по плану переговоры о сотрудничестве с компанией «Бейбиберг». Если мы возьмём в свои руки их разработки… — господин Фрезер мечтательно сощурился, закинув руки за голову и разворачиваясь в кресле.

— Говорить о взятии под контроль не принадлежащих нам разработок несколько преждевременно, — господин Коновалов, один из тех, кто ещё мог высказывать свои мысли вслух, покачал головой. Остальные члены совета промолчали.

Господин Фрезер крутанулся в кресле, затормозив кончиком пальца о край директорского стола.

— Не надо сомневаться в благополучном исходе дела, господа. Это пораженческие настроения, и они ещё никого не доводили до добра. — Он как бы невзначай взглянул на освободившееся кресло рядом с собой.

Члены совета посмотрели на пустое место. Никому не хотелось стать пораженцем.


— Я хотел бы видеть вас на переговорах, — задумчиво проговорил Фрезер, когда члены совета, вытянувшись нестройной шеренгой, покинули кабинет. Мелькнула спина в пиджаке от солидного дизайнера, дверь закрылась, став одной из деревянных панелей. — Мне это придало бы уверенности.

Он развернулся в кресле и взглянул на женщину у окна. Теперь это была та, рыжая. Он предпочитал молоденькую модницу в веснушках. Эта же наводила на директора неясный, но вполне ощутимый испуг.

Женщина отлепилась от подоконника и подошла поближе. Уверенной рукой отодвинула кресло, уселась. Обвела директора голубыми глазами и улыбнулась.

— Вам не хватает уверенности, господин Фрезер?

Как всегда от её улыбки его кинуло в дрожь. Он кисло оглядел старомодного покроя платье с глубоким вырезом на упругой груди. Меж грудей висел синенький кулончик в серебряной оправе.

— Я хочу сказать, что всякое может случиться, — протянул он, с трудом сдерживая желание заёрзать в кресле. — Соперники не брезгуют разными методами, а конкуренция на рынке сильна как никогда…

— Ваши методы тоже не всегда безупречны, господин директор.

— Я же уже объяснил вам, что это было…

— Мы слышали. Нас заверили, что такое не повторится. Мы не считаем необходимым наше присутствие на переговорах.

— Вы могли бы прощупать ситуацию. Настроение оппонентов…

— Покидать вверенную нам территорию неразумно.

— Но я ваш наниматель. Ваша работа состоит и в обеспечении моей безопасности.

— Вам грозит опасность? — Женщина подняла брови, оглядывая директора с головы до ног. Он почувствовал себя выставленным на продажу кружком колбасы.

— Именно это я и хотел бы знать. Вам ничего не придётся делать. Только наблюдать. Больше ничего.

Она склонила голову набок, и опять ему показалось, что она видит его насквозь.

— Мы подумаем.


— Итак, допрос свидетелей, — следователь щелчком отбросил ползающую по столу малюсенькую плодовую мушку, деловито исследующую пятно от сброшенного Филиновым в пакет яблочного огрызка. Пробормотал себе под нос:

— Свил свидетель свиль в свистушку.

Задумался. Окликнул забредшего в кабинет коллегу:

— Какая рифма к слову «свистушка»?

— Несушка, — откликнулся ничуть не удивлённый коллега, выбегая из кабинета с найденной наконец бумажкой. Филинов слыл в отделе чудаком.

— Нет, это на «Н». — Следователь обхватил голову руками. Допрос свидетелей прошёл безрезультатно. Так сказала Леночка, упархивая с результатами в руках.

Сначала была эта девица, госпожа Снайгер. Он любил таких — умненьких, но без заскоков. Она, хотя и краснела иногда, моргая намокшими под конец разговора глазами, и шмыгала носиком, высказывалась ясно и чётко. Нет, она не знает. Нет, не ссорились. Не собирался. Слышала — и следовало по пунктам, что слышала госпожа Снайгер в ту злополучную ночь. А то, что не слышала, того и не было. И она смотрела на Филинова ясными глазами кандидата каких-то там наук.

Филинов поморщился, тут же вспомнив этого свихнувшегося охранника, Константина Кисина. Тот был полной противоположностью Снайгер. Полицейский смотрел на него, а Константин сидел в смирительной рубашке между двух здоровых санитаров и трясся, пуская слюни и оглядываясь в животном ужасе. Филинов предложил было доктору, спокойно стоявшему рядом, оставить его с охранником наедине, но доктор сказал, мельком глянув на пациента:

— Не стоит. Он под шкаф забьётся. Доставай его потом.

Потом были этот отличник-директор со своим верзилой секьюрити. Они пришли вместе, хотя он назначил им разное время. Директор пробубнил что-то о делах фирмы, и Филинов пустил его в кабинет. С ним он разделался быстро. Зато белобрысого супермена ему хотелось потрепать основательно. Он приложил неимоверные усилия, чтобы вывести верзилу из равновесия, но тот лишь моргал незамутнёнными избытком мысли глазами на Филинова, отвечая ровно столько, сколько нужно, чтобы вообще не молчать.

Следователь помотал головой. Последний разговор оставил ощущение налившегося в мозги густого сиропа. Из тех, в которых бесповоротно вязнут опрометчивые мухи.

Он вспомнил утренний осмотр тела с Сергеичем. Перед его внутренним взором ясно предстало крепкое запястье погибшего охранника со сжатыми в судороге пальцами, из которых пришлось выковыривать штатный пистолет. У него были хорошо накачанные мышцы регулярно упражняющего себя молодого человека в самом расцвете сил. Заставить такого вытащить ствол и направить в себя ой как непросто. Для этого нужно быть… Ну, по крайней мере суперменом. Таким, как покинувший кабинет верзила? Нет, Филинов, не увлекайся. Следователь зажмурился. Перед глазами маячил патологоанатом с сигаретой в зубах. Вот он вытянул сигарету двумя пальцами, губы сложились в красное колечко, смачно разжались, и кружок дыма поплыл в лицо следователя, на лету бледнея и расплываясь, оставляя после себя след табака и ещё чего-то ароматного. Что-то он, Филинов, упустил.

Он открыл глаза, опять увидел ползающую как ни в чём не бывало крохотную мушку. Ему показалось, что она глядит прямо на него и насмешливо шевелит тонкими усиками.

— Сычик снял со сплюшки стружку, — он взмахнул ладонью, отгоняя назойливую тварь.


Глава 10


Министр покачался на расставленных в тщательно заученной стойке ногах и повертел головой, рассчитывая удар. Взмахнул клюшкой и проследил шустро улетающий по длинной дуге мяч.

— Неплохо.

Стоявший рядом с клюшкой на плече господин Фрезер вежливо улыбнулся. Министр выпрямился, уперев клюшку в траву, и посмотрел на партнёра. Потное лицо его влажно блестело. Весеннее солнышко поднималось всё выше.

— Вчера мне задали вопрос, господин Фрезер. Неприятный вопрос.

— И теперь вы адресуете его мне? — лениво перебрасывая клюшку на другое плечо, сказал Фрезер.

— Вы до сих пор не предъявили результаты ваших исследований. Где те показатели, что вы обещали? Где они?

— Мы работаем над этим.

— Это только одни слова.

— Вы же знаете, в каких условиях мне приходится действовать. Я связан по рукам и ногам.

— Можно подумать, я не связан. Может быть, вам не хватает людей?

— Если бы дело было только в людях, я бы давно преподнёс вам на блюде результат.

Они неторопливо направились в направлении улетевшего мяча. Автоматически управляемая тележка с поклажей, из которой торчали клюшки для гольфа, покатила следом.

Они опять остановились. Тележка замерла.

— Подтолкните ваших партнёров. Дайте им стимул.

— Я работаю над этим. Вы не представляете, насколько они щепетильны в некоторых вопросах.

— Разве вам не известны прецеденты? Вам же дали доступ к материалу.

— Раньше всё было иначе. Сейчас так нельзя.

— Нельзя?

Они посмотрели друг на друга. Господин Фрезер невинно улыбнулся.

— Вам не для того оказали всемерную поддержку, господин директор, чтобы слышать от вас такое. — Министр оглядел набалдашник на клюшке, поскрёб пальцем, стряхивая соринки.

— Прецеденты, — господин Фрезер вздохнул. — Мне понадобится помощь ваших специалистов. Тех, что по хитрым штучкам.

Министр склонился над мячом, потоптался, двигая плотной спиной и примериваясь. Махнул клюшкой.

— Неплохо.

Сунул клюшку под мышку и отёр потный лоб ладонью.

— Будут вам специалисты.


Они перетекли, слегка смещаясь к периферии, где в череде сгустков материи, повторяющейся слишком монотонно, переливался и играл искорками маленький родничок информации. Он был забавен, он клубился, перебрасывая туда-сюда неосязаемые смешные комочки, то и дело меняя тон и цвет. От него и к нему бежали тоненькие ниточки суетившихся огоньков. Огоньки вливались в общий клубок и принимали участие в хороводе.

Они окружили родничок, гнездившийся в нагромождении массы псевдогеометрических форм, в её центре, где билось плотное подобие сердцевины, и какое-то время играли, касаясь пугливых огоньков и отступая. Потом их внимание привлекло изменение в потоке, пришедшем извне. Эти клубочки не были игривы, они подбирались к ниточкам, ведущим вглубь родничка, они настойчиво пытались втянуться в общую суету. Это грозило превратить весёлую игру в нелепую толчею, а забавные клубочки уже собирались завязаться в тугие узелки, которые было бы нелегко распутать.

Наблюдавшие за родничком зашевелились. Они подобрались поближе, обходя свивающиеся в потоки искорки, влились в родничок и подхватили ворвавшиеся было в общий водоворот струйки, осторожно свивая их узелок за узелком в один тёмный клубок. Потом закрутились волчком, отшвыривая нелепый ком туда, откуда он явился.


Мастер по коммуникативным системам, дежуривший за своим экранчиком, коротая время в кровавой резне режущим инструментом тупо валившихся под ноги монстров, в нелепой внешности которых то и дело ему мерещились знакомые до боли лица коллег, устало выдохнул, опуская натруженную руку. Откинулся на спинку, лениво сворачивая игру, и машинально взглянул на рабочее поле коммуникатора. Сначала он не понял, что произошло, и некоторое время просто смотрел в изменившийся экран.

— Это что? — наконец пробормотал он, привставая и протягивая было пальцы к своей давно устаревшей, но такой привычной вертикальной клавиатуре. Отдёрнул руки и сказал, падая обратно на стул:

— Мама дорогая. Пипец.


Лифт не работал. У разверстых дверей елозили по полу двое в комбинезонах. Ещё парочка возилась наверху, оттуда неслись эвфемизмы вкупе с рабочим жаргоном. По тянущейся в неоглядные вершины высотного здания лестнице брели офисные работники, нехотя карабкаясь по ступенькам.

Базиль Фёдорович остановился, поглядел на спины в комбинезонах. Откуда-то сверху донеслось изысканное словцо, и об пол кабины звякнули раскрывшейся беззубой пастью новенькие пассатижи. Ксения тронула его за рукав.

— А ещё хотят повысить арендную плату, — она покосилась на свой деловой портфельчик, стуча каблуками на ступеньку ниже шефа. — А у самих здание разваливается. Того гляди, на голову рухнет.

— Рухнет, — отозвался шеф.

— В том квартале собирались, теперь опять. Словно с цепи сорвались.

— Сорвались, — директор машинально передвигался по ступенькам. Перед глазами стояло дивное зрелище — Мари в кружевном лифчике. Ох, уж эти журналистки. «Это не лифчик, это бюстье»…

На площадке очередного этажа, стены которого были выкрашены в интенсивно-персиковый цвет, зачернённый в самых неожиданных местах стилизованными изображениями коммуникаторов, они остановились перевести дух. В глубине персикового холла торчала пальма в кадке и висел плакат с изображением основателя фирмы «Коммерия», гения коммуникативной мысли Фоки Малковича.

У двери в офис, украшенной уменьшенной копией того же плаката, торчал неопрятного вида субъект с руками в карманах. Комбинезон грубой ткани того сорта, из которого шьют мешки для упаковки аппаратуры, на два размера больше истинных габаритов обладателя, был потёрт на животе и отвисал на тощих коленках. На груди труженика виртуальной мысли болтался шнур в металлизированной оплётке, заканчивающийся куском старинной материнской платы, залитой в отшлифованный кусок прозрачного пластика.

Субъект проводил мрачным взглядом деловито прошествовавшего в двери специалиста с чемоданчиком и отвернулся. На небритом лице выразилась безмерная тоска.

— Вот, и система полетела, — доложила Ксения, совершившая быструю разведку, и повторила услышанное: — Рухнул весь софт. Упал. Напрочь рухнул.

Базиль Фёдорович встрепенулся.

— У всех?

Влетев в кабинет, Ксения кинулась к своему родному столу, на бегу огибая угол, ткнула пальцем и впилась глазами в экран.


— Истина, — ох, что за шрифт, — газета за тысяча… о, какое старьё… надо же так назвать газету. Так, это главная страница. — Мари Ив зевнула. Какой садизм, заставлять человека тащить себя утром в занюханный музей, где он будет слоняться среди пыльных, никому не нужных экспонатов.

Сообщение шефа застало её в постели, вырвав из восхитительного состояния утренней дрёмы. Шеф был полон сарказма. «Доброе утро, госпожа журналистка. Вас ещё интересует карьера, или вы пошли другим путём?»

Она поворошила запаянные в пластик бумаги. Если быстренько просмотреть их все, в музей она как раз успеет.

Пожелтевший газетный лист, текст, набранный странным угловатым шрифтом. Прошедшие неделю назад праздничные шествия… Весенние полевые работы продолжаются. Полным ходом идёт подготовка… Оптимизм и ещё раз оптимизм.

Имевшие место неполадки на подстанции устраняются… Уже проводятся работы по расчистке территории… Население может быть спокойно. Так, и что же это за неполадки, после которых приходится разгребать столько мусора? Мы со всей ответственностью заявляем, что ситуация взята под контроль.

Так, здесь больше ничего. Ещё один лист. Эвакуация населения из близлежащих зон. Оказывается вся необходимая поддержка… Правительственная комиссия принимает решение… Подняты части… Прибывшие к месту аварии специалисты делают всё возможное… Найденные на месте трагедии остатки… Другая газета. Шрифт немного другой. Мужественные пожарные. Героизм лётчика. Она пробежала глазами маленькую статью с мутной фотографией. Да. Следующий лист. Наш корреспондент сообщает о ходе работ… Здесь тоже больше ничего. Ещё лист, опять угловатый текст. Зарубежная общественность полна решимости оказать посильную помощь… Подборка статей, полных откликов. Мнение такого-то… это следствие целого ряда причин, повлекших… Нет, всё было не так… Причины, которые уважаемый оппонент пытается выдать за истину, ненаучны… Если найденные на месте обломки вам ни о чём не…

Однако. Фотография, на этот раз побольше остальных. На мучительно мутном поле снимка виднеется нечто, бывшее когда-то зданием. Торчат полуобвалившиеся конструкции, всё словно засыпано слоем белёсого порошка. Сооружение могильника идёт полным ходом. Уже удалось… Дальше. Интервью с учёным. Последствия будут ощущаться ещё много, много лет… Следы найдены даже… Ого.

Мари Ив отложила папку. Прикрыла глаза, пытаясь представить масштабы произошедшей так давно катастрофы. Интересно, последствия, о которых так убедительно говорил этот учёный, продолжаются до сих пор? Брр-р. Зачем её заставили читать это? Какой смысл ворошить прошлое?

Перевернула последний лист. На обороте пожелтевшей вырезки угловатым почерком внизу чернеют два слова:

— Закрытые материалы.

И приписка, другим почерком:

— По прочтении следовать инструкции.


— Я же просил не пересылать сообщения на этот номер, — господин Фрезер не сдержался и ткнул в кнопочку сильнее обычного. День начинался с суеты.

Посмотрел на секретаря. Тот бросил рассматривать ноготь и вытянул руки по швам.

— Вы заказали цветы для госпожи Виолетты?

— Как вы пожелали, корзинка с фиалками, — секретарь мечтательно улыбнулся. — Тот же цвет.

Он отослал секретаря и какое-то время с отвращением глядел на разложенные по столу предметы. Чудо инженерной мысли. Для чего придумывать средства связи, если потом не знаешь, как избавиться от назойливых людишек.

Этот разговор на поле для гольфа только прибавил ему раздражения, а не бодрости, как рассчитывал этот узколобый чиновник. Если бы тот знал, что знает Максимилиан Фрезер, то поостерёгся бы его подгонять.

Он всерьёз думает, что во всём виноват человеческий фактор? Я бы сказал, не человеческий. Вернее, совсем нечеловеческий.

Господин Фрезер прикрыл лицо руками. Прецеденты уже были. Нет, ему не надо такого, что бы ни толковали нетерпеливые карьеристы. Он не хочет с этим иметь ничего общего. Кадры старинной киносъемки, показанные на стареньком же экране. Ему не хотелось это смотреть, но он вглядывался с жадным любопытством, пытаясь разобрать мельчайшие детали на мутном изображении.

Воспоминания очевидцев, те, что никогда не предавались гласности. Секретные документы с прямоугольным грифом на полях. Отчёты специалистов, не тех, что во множестве печатали в газетах. Факты. Только факты. И рядом — неприемлемое для многих мнение человека, которого не принято фотографировать для прессы. Парадоксальные суждения учёных, которых попросили пофантазировать, и ничего больше.

И совсем уже засекреченный документ, который ему дали лишь подержать в руках. Текст, напечатанный на плотной бумаге, стоял перед глазами. Он видел даже краешки букв, вдавившиеся в сохранивший белый цвет листок. «В целях изучения феномена, ранее неизвестного… Объект, подлежащий наблюдению, выведен на заранее предусмотренную позицию… Принятые меры безопасности соответствуют… Начало операции — ровно в… Сигнал подаётся с пульта»

Он усмехнулся, покачал головой, не отрывая ладоней от лица. Ох, не так надо было, не так.

…Мерное лопотание вертолёта, описывающего круги над местностью, сверху схожую с зелёным неровным ковриком, пересечённым извилистыми полосками. По полоскам пробегает рябь, и отблеск солнца слепит глаза. Внизу, в центре этого невидимого круга, из земли торчат бетонные прямоугольники зданий, возвышается освещённая солнцем полосатая труба, и немного подальше ещё одна, толстая, решётчатая, странных очертаний.

— Сокол, Сокол, я Крот, как слышно? — человек в вертолёте отвечает, и вертолёт выходит на другой круг.

Оператор за пультом, в круглом белом зале, он смотрит в выпуклый экран, глаз его дёргается, он прижимает веко пальцем. Нагибается и надсадно сипит в микрофон:

— Петрович, готовность. Не спи, мать твою.

Из динамика доносится ответ, и он слушает, не отрываясь от стенда с экраном:

— Не дрейфь, всё в ажуре. Объект на подходе.

Проходит томительно время, и лишь громко тикают часы.

— Объект на месте.

— Начинайте.

Зашуршало, загудело, запищало, оператор привстал со стульчика, кусая губу. Просипел в микрофон:

— Петрович, а она там как?

— Да никак, — отозвался хрипло динамик, — всё по схеме.

Звуки в круглом зале, забитом приборами, неуловимо меняются. Слышится голос Петровича:

— Ну давай, так твою растак! Пошло дело.

И голос оператора:

— Показатели далеки от расчётных.

И снова, уже громче:

— Слышишь, у меня зашкаливает. Должно падать, а оно вверх лезет, как чёрт… Петрович, давай сигнал! Глушить надо эту хрень к едрёне матрёне!

И вместо голоса Петровича слышит лишь пронзительный свист и неясный глухой гул.

В вертолёте, совершающем очередной круг, один человек сказал другому:

— Диспетчер докладывает о превышении норм. Это нормально?

И притулившийся поодаль, насколько это возможно, человек в драповом пальто отвечает, кутаясь в воротник:

— В пределах допустимого превышение возможно, плюс-минус…

— Вы уверены? — отрывисто спросил третий.

Человек в пальто передёрнул плечами.

— В крайнем случае там есть защита.

— Стандартная. Вы уверяли, что этого достаточно.

— Да, для штатных режимов. Я уже вам объяснял…

— Мы вас внимательно выслушали, — оборвал его человек у передатчика.

Тот вжал голову в воротник, опуская подбородок в толстый не по-весеннему шарф, сказал негромко, как бы самому себе:

— В конце концов, там же бункер. Он бетонный.

Из передатчика раздался невнятный вопль, и Крот выкрикнул:

— Сокол, поднимайтесь выше! Выше иди!

Они опустили головы вниз и увидели, как серые бетонные кубики меняют очертания, шевеля кровлей, а труба описывает утыканной прутьями антенн головой ощутимые круги. Потом вспухла земля, и в середине этого на глазах растущего пузыря образовался нарыв, земляной круг выдохнул, словно лопнул, выплюнув круглый кусок металла. Вслед ему взметнулись струи того, что раньше было железобетоном.

— Мама, — сказал один из сидящих в вертолёте.

Лётчик положил машину в вираж, уходя вверх и вбок. Свистящая и ревущая материя поднималась всё выше. Словно завязший в прозрачной патоке вертолёт двигался медленно, медленно, и так же неторопливо двигалась кипящая волна, пока не поднялась высоко в небо и не закрыла горизонт для тех, кто был внутри.


Глава 11


Сильвия кивнула Светочке, отходя от маленького офисного стола, на котором с трудом умещались рабочий коммуникатор и подставка для разных вещиц, толкающаяся с фотографией пухлощёкого младенца в розовой рамке.

Светочка вяло улыбнулась. После того, как Сильвия побрызгала на неё водой из умывальника, приведя в чувство на кафельном полу туалета, её не покидало минорное настроение.

На вопрос, как её дела, Светочка томно отозвалась:

— Супер. Он меня боится, — и скосила подведённым глазом в сторону бледного Сутейкина, притаившегося за экранчиком коммуникатора. — Ты не знаешь, с чего это он? Ничего из вызвавшего у неё накануне тот раздирающий душу вопль загнанного пещерного человека она не помнила.

В коридорчике Сильвию встретила деловитая Ксения и, подхватив под локоток, отвела в сторонку.

Спросила, глядя в глаза:

— Как ты, дорогая? Вижу, тебе уже лучше. Я же говорила, это патентованное, хорошее средство.

Сильвия смутилась. Помявшись, сказала:

— Ксения, я ваши таблетки не стала пить. Вы уж простите. У них оказался неприятный побочный эффект.

— Никакого там нет побочного эффекта, — строго отозвалась Ксения, укоризненно глядя на Сильвию. — Я понимаю, бабушки старенькие, которые всего нового боятся, но ты, милочка, ты же учёный. Как можно так к себе относиться. Это хорошее, проверенное средство безо всяких там побочных эффектов.

— Именно потому, что я учёный, я и не уверена. — Сильвия вздохнула. Понизила голос: — Скажите, Ксения Леопольдовна, а вы их сами принимали? Видите ли, я недавно видела привидение у нас в туалете. Здоровый такой мужик блондинистого вида прошёл прямо через стенку. Ведь это ненормально, как вы считаете? Тогда я вас должна предупредить, не пейте этих таблеток. Лучше купите что-то простое, травку там какую-нибудь. Я ведь их в унитаз выбросила. Уж простите меня.

Ксения оглянулась по сторонам и, взяв Сильвию за локоть, тоже тихонько произнесла:

— Знаешь, дорогая, я тоже это самое видела. Я уже намекала Базиль Фёдоровичу, что ненормально это, что у нас такие охранники по фирме шастают. Но он ведь и слышать ничего не хочет. Эти мужчины, они иногда такие твердолобые. Делают вид, что ничего не происходит. Думают, если подписали договор, так и всё в порядке. А я так скажу, хорошо, что не кровью они его подписывали, а чернилами.

И Ксения Леопольдовна озабоченно покачала головой.

Сильвия обвела секретаря широко раскрытыми глазами. Нет, долой таблетки.


— Вы понимаете, что нам не хотелось бы пересматривать условия наших договоров, но ситуация на рынке такова… — и в потоке слов, изливающихся из уст банкира, тонула истинная причина его беспокойства.

Базиль Фёдорович терпеливо слушал. Уже давно было понятно, что ему хотят подсластить пилюлю. Вдобавок его собеседник, солидный дядя средних лет, воплощение респектабельности и хорошего вкуса, граничащего с карикатурой на английского джентльмена, был суетлив и вертел головой, словно ему за ворот попала муха. В банке царила обычная атмосфера проворачивающихся крупных сделок и больших денег, но нынче директор отметил некую нервозность. И когда он увидел заглянувшую в кабинет шефа секретаршу, за спиной которой маячил человек в розовом комбинезоне с зажатым в руке металлическим чемоданчиком, ему стало ясно, что систему банка постигла та же участь, что и его соседей по фирме.

Базиль Фёдорович покинул офис банкира с ощущением съеденного холодного угря. С начала дня его преследовали разного рода казусы. Сегодня утром, выруливая с шоссе на дорогу к деловому центру, он едва не влип в грузовик. Если бы не хорошая реакция человека, регулярно сигающего с огромной высоты небоскрёбов на очень жёсткую мостовую, где от твоего малейшего движения зависит, полетишь ты головой вниз или спланируешь в сторону элегантным кленовым листочком, директору уже можно было бы составлять некролог. Во всяком случае, гудящий борт мощной машины, промелькнувший прямо у бампера, произвёл неизгладимое впечатление.

Если бы навигатор был включён, прощай, белый свет, подумал Базиль Фёдорович, выруливая на площадку. Потом был этот разговор в банке. От намеченной на середину дня встречи с представителями застройщиков, которые вот уже который год тянули с них арендную плату, он уже не ждал ничего хорошего.

Так и вышло, и лишь твёрдость директора, обозлённого последним разговором с вертлявым денежным мешком, вывела разговор из пучин финансовых затруднений на путь компромисса.

— Не забудьте, у вас переговоры с корпорацией, — Ксения деловито подобрала с салфетки чашку с остатками чая и расписное фарфоровое блюдце.

Переговоры — было слишком громко сказано. Простое посещение возможных деловых партнёров с целью ознакомления. Ожидалось прибытие компаньонов, и Базиль Фёдорович велел Ксении навести порядок в кабинете и, на всякий случай, в конференц-зале.

— Подъехали, Базиль Фёдорович, — секретарь постучала ноготком по столу, выводя шефа из задумчивости, — вы просили предупредить.

Директор встрепенулся. Он заранее решил встретить прибывшую делегацию в холле, чтобы лично провести по всем интересным объектам. Поправив галстук под присмотром заботливой Ксении, он вышел в коридор, оставив секретаря позади.


Уборщица деловито подобрала хобот новенького пылесоса и прошествовала по коридору в кабинет. Старший менеджер проводил её взглядом. С виду серенькая мышка, а что-то есть. Подписывать назначение новенькой работницы пришлось наспех, и шеф сказал, убегая на совещание: «Дорогой, завизируйте, если не сложно. Посмотрите там, как и что». Сутейкин двинулся было за новенькой, но остановился, глядя на её гладкие ножки под рабочими бриджами. Нехорошее чувство под ложечкой настигало его теперь, стоило лишь взглянуть повнимательнее в сторону хорошенькой девицы.

Новенькая уже навела такую чистоту в обеих туалетных комнатках, что едва не протёрла плитку до дыр. Теперь она обвела глазами кабинет, стукнула о пол пылесосом и нажала пяткой на включение.

Тщательно водя по всем углам мерно гудящим носом машины, она косила глазом из-под свисающей на лоб чёлки, но всё равно проглядела появление в кабинете постороннего. Повернула, идя вдоль стены, и наткнулась на ноги в тяжёлых форменных ботинках. Подняла глаза, всё выше, пока не встретилась взглядом с человеком в комбинезоне. Тот молча смотрел, и она, скорчив рожицу, обогнула его, продолжая двигаться вдоль стенки.

На пути попался ряд стульев, она нагнулась, возя щёткой под сиденьями и ощущая на себе чужой взгляд. Потом под ногу попалась ножка стула, и она, вскрикнув, упала на колени, ухватившись за лодыжку.

Заботливая рука подхватила её, и низкий голос спросил:

— С вами всё в порядке?

Она улыбнулась, отпуская трубку пылесоса и опираясь на его руку. Мотнула головой, и некрепко держащаяся заколка отскочила, отпустив на волю рыжие волосы.

Камера наблюдения, закреплённая под потолком кабинета, бесстрастно зафиксировала древний как мир жест женщины, скользнувшей руками по мужчине. Потом что-то разладилось в контактах, по изображению пробежала рябь, и экран наполнился тем, что когда-то называли «белый шум».


Рыжая уборщица сменила позицию, выгнув спину и тряхнув волнистой гривой. Она склонила голову, ведя губами по его груди, и он провёл рукой по её затылку.

Ладонь его сжалась в мгновенной судороге, и девица открыла рот, привставая и вытягиваясь вверх, вслед за стиснутыми в пучок волосами. Он прошипел сквозь зубы что-то невнятное, глядя на неё потемневшими глазами с расширившимся во весь глаз зрачком, и она почувствовала, как похолодела его кожа, словно покрываясь коркой льда. Потом он быстро двинул обеими руками, словно выполняя упражнение в древней восточной гимнастике, носившее красивое название «сними плод с ветки», и голова злополучной девицы полетела в угол кабинета.

Не обращая внимание на хлынувшую кровь, залившую паркет, он оставил лежать на полу задёргавшееся в судороге тело и нагнулся над откатившейся в угол головой. Провёл ладонью над затылком и погрузил пальцы в рассыпавшуюся рыжую гриву.


— Прошу, вот сюда, — директор повёл рукой, указывая на тянущийся в глубину коридор, ведущий к кабинету. Они посетили уже несколько чистеньких офисов, заселённых деловито сновавшими сотрудниками, обошли кругом лабораторию, выслушав краткую лекцию госпожи Снайгер, бывшую как всегда, на высоте, и медленно приближались к начальственному кабинету, где гостеприимный Базиль Фёдорович собирался после содержательной деловой беседы напоить гостей чаем.

Директор корпорации, непривычно чопорный в своём строгом графитовом костюме от известного модельного дома, склонив голову в согласном кивке, проследовал за радушным хозяином, кинув быстрый взгляд себе за спину. Там, в глубине коридора, у самого лифта, переминалась молодая женщина в деловом костюме и туфлях-лодочках.

Она наотрез отказалась двигаться дальше, и он был вынужден оставить её стоять там, где они вышли из кабины. Он настаивал, но женщина лишь поглядела на него широко открытыми глазами, отрицательно покачав головой, и на её бледном личике светилась россыпь крупных веснушек. Она и сейчас была там, провожая взглядом миновавшую её группу, сделавшую круг по владениям принимавшей их фирмы.

Двигаясь по коридору привычным маршрутом, директор увидел Ксению, посланную вперёд. Она стояла у двери его кабинета, вытянувшись в струнку. В руках у неё был личный деловой портфельчик, содержащий, как шутил шеф, стратегический запас документации на все случаи жизни. Случись пожар, землетрясение, нашествие марсиан — Ксения с портфельчиком в руках была готова ко всему. Рядом с ней, прислонившись к косяку, стоял один из викингов. Приблизившийся Базиль Фёдорович отметил, что он обрядился в комбинезон обслуживающего персонала, обшитый разнообразными кармашками, а из некоторых даже торчат потёртого вида инструменты, в одном из которых директор признал давешние пассатижи. У ног блондина стоял рабочий чемоданчик.

Увидав шефа, Ксения подалась к нему навстречу, ухватив за рукав новенького костюма, и, заученно улыбнувшись приближающимся гостям, жарко зашептала ему на ухо:

— Базиль Фёдорович, в кабинет пока нельзя идти. У нас там авария. Трубы прорвало. И проводка испортилась.

— Какая проводка, какие трубы, опомнитесь, Ксения, — строго сказал директор. — Люди ждут.

Но секретарь стояла стеной, и Базиль Фёдорович отвёл гостей в конференц-зал.


— Вы это называете присутствием на переговорах? — не сдержавшись, язвительно спросил господин Фрезер, когда они выехали на перекрёсток. Сидевший за рулём шофёр глянул в зеркальце, отметив покрасневшее лицо шефа. О чём шла речь, он не слышал за поднятым толстым стеклом, но понял, что шеф в ярости.

Молодая женщина молча глядела в окно на дорогу, провожая взглядом мигающие огоньки светофоров.

— Я вас спрашиваю!

Наконец она повернулась к нему. Никогда ранее не боявшийся этой девчонки господин Фрезер отшатнулся. Глаза её показались ему бездонными провалами, из которых на директора глянуло нечто жуткое.

— Вы услышите наш ответ позже, — обронила она, отворачиваясь к окну, к пролетающим мимо светофорам. Он ошеломлённо затих.


Дверь приоткрылась, и директор проник-таки в кабинет в образовавшуюся щёлку. Он был уже в той степени каления, когда человек начинает отпускать шутки, над которыми никто не смеётся.

Несколько человек, стоявших кружком посредине, обернулись. Ксения бледно улыбнулась, продолжая сжимать в руках незабвенный портфельчик. Долговязый блондин спокойно взглянул на директора и отвернулся. Базиль Фёдорович остановил взгляд на поднявшемся с пола, по которому перед его появлением елозил коленками, неприметном человечке в сером мягком костюмчике. Человек отряхнул бледные руки с тонкими пальцами и кивнул стоящему поодаль господину Колю. «А этот что здесь делает?» — подумал директор, подходя к оккупировавшей его родной кабинет компании.

Оказавшийся прямо перед ним викинг протянул руку и остановил кончиками пальцев приближавшегося шефа. Так же молча ткнул себе под ноги, и Базиль Фёдорович взглянул вниз. По паркету расплывалось неровное серое пятно. Оно слегка пузырилось и подёргивалось, обесцвечиваясь на глазах. Край пятна почти коснулся носка ботинка, и директор машинально двинул ногой.

— Пять минут, — деловито сказал человечек в сером костюме, нагибаясь над объемистым саквояжем и стаскивая с себя пластиковые перчатки. Бросил перчатки в саквояж и посмотрел на директора:

— Можете не беспокоиться. Следов практически нет.

Подхватил саквояж за ручки и прошествовал в коридор, аккуратно притворив за собой дверь.

Базиль Фёдорович посмотрел на секретаря, та молча кивнула в сторону господина Коля. Тот тоже кивнул и, не говоря ни слова, прошествовал к столу, где и уселся в одно из мягких кресел. Директор пошёл за ним и опустился на своё место. Дверь за ними бесшумно закрылась, и они остались одни.

— Боюсь, что должен буду огорчить вас, господин Акинушкин, — мягко выговорил господин Коль, поднимая со стола и крутя в пальцах сувенирную ручку с дарственной надписью. — Но вы должны быть снисходительны. В конце концов, всё это лишь для вашего блага.

— Объяснитесь. В чём заключается моя выгода? — сказал директор сквозь зубы.

Господин Коль вздохнул. Подкинул ручку в воздух и ловко поймал двумя пальцами.

— Вы в курсе, что на вашу фирму за эту неделю было совершено несколько попыток нападения?

Директор молча смотрел на него, и он продолжил:

— Перечислю по пунктам. Первое. Проникновение в лабораторию. Второе. Попытка внедриться в вашу систему коммуникации. Третье. Нахождение на территории фирмы человека, чья реальная должность не соответствовала заявленной, и на теле которого обнаружен работником вашей службы охраны прибор слежения, созданный по последнему слову техники.

— Не понял, что это за человек на должности? — тихо спросил директор, ослабляя галстук и глядя на вертящуюся в пальцах собеседника блестящую ручку. — Что за приборчик?

— Вот этот, — господин Коль положил на развёрнутую салфетку миниатюрную штуковину с торчащими в стороны тонкими усиками. — Хорошая вещь. Качественная. Сразу и не найдёшь.

— А где сам человек? — спросил Базиль Фёдорович, таращась на приборчик, не решаясь к нему прикоснуться.

— К сожалению, тут у нас вышло досадное недоразумение. Человека вы уже не увидите. Недостатки системы, знаете.

— Что значит, не увижу?

Господин Коль опять вздохнул.

— Прошу вас только не впадать в крайности, господин Акинушкин. Должен предупредить, что расторжение нашего договора в настоящий момент невозможно. Один из нанятых вами работников охраны, выявив в процессе наблюдения незаявленный объект, счёл его представляющим непосредственную и явную угрозу. Словом, его действия вы можете классифицировать как декапитацию.

— Что? — спросил директор. Значение слова «декапитация» стучало ему в голову, просясь на язык, но он старательно отгонял его. — Что он сделал?

— Поймите, господин Акинушкин, нам это также неприятно, как и вам. Это пятно на нашей репутации. Но вы можете не беспокоиться. У нас договор с соответствующими службами. Ваша фирма никак не пострадает.

Базиль Фёдорович вспомнил пятно на полу в приёмной. Так вот это что такое. Посмотрел на собеседника. Тот так же аккуратно сложил хитрый приборчик в бумажку, и сунул в карман.

— И что теперь? Что, этот ваш охранник так и будет… производить… декапитацию? Так у меня людей не останется. — Базиль Фёдорович решал для себя, выбросить любезного господина Коля в окошко прямо сейчас, или подождать и торжественно спустить его с лестницы.

— О, не беспокойтесь. Мы решили, что вам будет неприятно на него смотреть. Поэтому решили его устранить. Ликвидировать единицу, так сказать. Вы его больше не встретите.

Директор посмотрел на него. Перед глазами возникло видение — господин Коль, отводящий проштрафившегося охранника за угол, и там расстреливающий беднягу из отобранного штатного пистолета. И ещё осознал, что спустить этого типа с лестницы не получится.


Глава 12


Мари Ив потуже закрутила в ушах наушники. Соседка по креслу трещала не переставая вот уже битый час. Убитый час, подумала Мари, отворачиваясь к окну и с фальшивым интересом вглядываясь в мелькающие вдоль дороги кусты.

Сегодня утром она посетила музей. Она не бывала в таком с тех пор, как её вместе с группой таких же малявок водили на экскурсию строгие тётеньки. Она бродила между застеклённых витрин, пока у неё не заныли ноги. Поднимая время от времени камеру, чтобы сделать снимки нелепых каменных, глиняных и камышовых сооружений с прицепленными снизу табличками, и с трудом сохраняя заинтересованное выражение на лице, Мари думала только, что зря нацепила такой высокий каблук. Наконец она остановилась перевести дух у торчащего посреди зала макета древнего городища с натыканными вокруг зелёными метёлками. Метёлки, очевидно, были деревьями.

— Я вижу, вы интересуетесь древней культурой? — пронзительный женский голос гавкнул прямо в ухо, и она даже слегка подпрыгнула.

Если бы не прямое указание шефа изучить всё, что только можно, не брезгуя ничем, и не отказываться ни от каких познавательных мероприятий, назойливая дама давно бы уже следовала в указанном ей Мари Ив направлении. Женщина приклеилась к милой девушке-журналистке как пластырь. Не спас даже торопливый побег в туалет. Дама последовала за ней и продолжала вещать через дверцу. За какие-то минуты Мари узнала об обычаях коренных жителей местности, которую — вот досада! — уже который век занимал этот жуткий каменный мешок, называемый городом, больше, чем за всю свою сознательную жизнь.

Дама, между делом представившаяся, — зовите меня Майя, дорогая, — с неподражаемой лёгкостью перепрыгивала с предмета на предмет, погребая Мари с головой под ворохом разнообразных познаний. И вот они уже едут на экскурсию в какую-то глухомань. Вы непременно должны это увидеть, милая моя, это незабываемо!

Мари вытянула ноги под переднее сиденье, ощущая в желудке холодный ком. Намёк на диету ни к чему не привёл. Сунутый ей в руку бутерброд, купленный дамой рядом с припаркованным экскурсионным автобусом, и готовый уже незаметно отправиться в первую встреченную урну, через час пути показался вполне аппетитным.

Воистину, не зарекайся ни от чего в этой жизни, думала Мари, проталкивая в себя последний кусок с помощью воды из пластиковой бутылки.

За окошком кусты сменились редкими деревцами, и автобус вырулил на стоянку. Выбравшихся из его недр на нетвёрдых ногах туристов принимали в цепкие руки местные аборигены. Спрыгнувшая со ступеньки Мари Ив была подхвачена под локоток. Ей тут же придали нужное направление, присовокупив к тесному коллективу таких же, как она, любителей старины. Встречающие, десяток женщин в сопровождении одного мужчины с дудкой и набором деревянных инструментов на широкой груди, дружно завели приветственную песню, активно притопывая ногами в плетёных тапочках и поводя руками. От стоянки тянулись дорожки, обозначенные столбами с указателями. Оглушённых горячей встречей туристов повлекли по одной, над которой реяла многообещающая надпись, вырезанная на солидной доске: «Прямо пойдёшь — могилу найдёшь». Доска эта, укреплённая на столбе, заканчивалась ладонью с дружно вытянутыми в искомом направлении пальцами.

Тропинка вывела к круглой площадке, и группу согнали в серёдку, где уже ждала фигура в балахоне. Балахон явно был мал и натягивался на сытом животике экскурсовода. Из-под остроконечного капюшона виднелся потный кончик носа и свешивалась явно искусственная прядь волос, перевитая цветной ленточкой.

Мари Ив всмотрелась вглубь капюшона, но увидела лишь смутно белеющие круглые щёки, да накрашенные сизой помадой пухлые губы. Фигура неожиданно приятным голосом принялась вещать, поводя руками, и ей пришлось вместе со всеми обратить внимание на искусно выполненные в натуральную величину предметы культа. То были столбы гранёной формы, торчащие вдоль всей площадки, увенчанные резными головами, людскими и звериными; каменная плита, уложенная на каменные же столбики и покрытая грубой резьбой, в которой угадывались знакомые каждому искушённому любителю старины символы, полные тайного и явного смысла. Продемонстрировали им и ров, когда-то полный останками жертв, как, зловеще понизив голос, сообщила фигура в капюшоне. Останки жертв, или их вероятная реконструкция красовались здесь же, насаженные на острые колья.

Брезгливо оглядев торчащий на колу бараний череп, Мари Ив обречённо щёлкнула камерой.

Потом они гуськом пошли по очередной тропинке, снабжённой надписью на доске — «Дальше пойдёшь, покой обретёшь». Гадая, в каком именно смысле применено слово «покой», Мари побрела за остальными. Пристроившаяся сзади Майя немного примолкла, запыхавшись и обмахиваясь туристическим буклетом.

Они опять остановились, сбившись в кучку, и экскурсовод бодро отрекомендовал представшие их взорам жилища древних аборигенов. Сначала они обошли кругом хижины, сплетённые из современных прутьев и обмазанные толстым слоем земли, заглянули в древний огород, полный зелёных росточков, и даже полюбовались на искусно выполненные макеты домашних животных. Желающие могли запечатлеть свои особы на выбор рядом с рогатой козой, или пристроиться к боку огромной пятнистой коровы с раздутым выменем. Потом они по очереди забирались в хижины, разглядывая предметы утвари и каменные очаги древней конструкции.

Когда Мари Ив уже думала, что это никогда не кончится, спрашивая себя, чем она прогневала судьбу и своего шефа, объявили перерыв на обед. Они забрались в автобус, и их быстро отвезли к уютной маленькой столовой, стилизованной под общинный дом.

С наслаждением вытянув ноги под столик и скинув опостылевшие туфли, Мари осознала, что жизнь ещё не кончена. Густой суп с пятнышками морковки был восхитителен, а тушёное в горшочке мясо вызвало голодную судорогу одним своим видом. Орудуя ложкой, какое-то время она могла думать единственную мысль, словно герой одного из романов Герберта Уэллса, попавший на Луну — «я хочу есть».

Потом им наливали в глиняные чашки коричневый прозрачный напиток из круглой посудины с расписными боками. Его полагалось заедать сладкими треугольными пирожками, и Мари Ив, решительно махнув рукой на диету, съела три штуки. Не помирать же голодной смертью в этой глухомани.

Пирожки приятно растворялись внутри, и Мари Ив благосклонно решила, что экскурсия в целом неплоха. Стоит иногда выбираться в такие места, думала она, лениво откинувшись к стене и разглядывая развешанные по стенам столовой картины в резных рамках.

— Да какая она настоящая, слепой ты, что ли? — голоса за соседним столиком бубнили уже давно, но она только сейчас стала разбирать слова.

— А что такого? Выкопали да положили. Она же каменная!

— А я тебе говорю, подделка.

— Ну и что, что подделка? Мне и такая нравится.

— Ну и дурак. Настоящая, она совсем другая. На ней… — голос понизился, и Мари расслышала только ответ:

— Да ладно. Я видел, нет там такого.

— Что они тебе, дураки, что ли, человеческий череп на кол навешивать? Это… это некорректно, вот!

— И что, правда, они людей на этой штуке в жертву приносили?

— Ну да. Видел там канавки? Так вот по этим канавкам кровища и стекала. Прямо в ров.

— А ты будто сам видел.

— Может, и видел.

За соседним столиком скептически засмеялись. Фыркнув, ломающийся молодой голос сказал:

— Ну да, во сне.

— А вот и не во сне. Я, может, такое видел, что тебе и во сне не приснится.

Опять раздалось радостное фырканье, и на это раздражённо ответили:

— Ты газеты читал? Там ещё бабу без головы нашли?

— Ну.

— Ну, вот, а я видел такой обряд. Вот тут я, а вот тут она. Жертва. И как ей — р-раз по шее!

— Ладно врать, ничего ты не видел.

Голоса опять понизились, тихонько забубнив что-то невнятное, а Мари Ив оглянулась.

За соседним столиком, склонившись лохматыми головами друг к другу, над пустыми тарелками и горшочками из-под мяса, сидели двое подростков. Модные в этом сезоне стрижки, закрывающие глаза. Короткие курточки-поддергайки, у одного — синяя, у другого — зелёная. На том, что в синей — коротенькие же шорты из грубой ткани, прошитой в несколько рядов суровой ниткой. А на том, что в зелёной — брючки того фасона, который был сейчас безумно популярен. И которые стоили хороших денег, как оценила Мари Ив, разглядывая модную вещицу.

Подростки продолжали тихонько препираться, а стянувшая с блюда и съевшая последний сладкий пирожок Майя наконец обрела способность говорить.

— Дети, — снисходительно кивнув в сторону молодых людей, сказала она, доставая из сумочки зеркальце и помаду.

Причмокнула губами, глядя в отражение, бросила помаду в сумочку и наклонилась над столиком:

— Что они могут знать обо всех этих вещах. Если хотите, я могу вас отвести на настоящий обряд.

— Какой обряд? — пробормотала Мари Ив, продолжая разглядывать модный прикид мальчишки. Тот обернулся, смерил её презрительным взглядом и скорчил рожу.

— Обряд посвящения. Вы знаете, милочка, есть люди, много людей, которым тесно в этом сухом, оцифрованном и скучном мире. Им тесно в установленных рамках, в которые их загнало наше ограниченное технологическое общество.

— А жертвы там не будут приносить? — с иронией спросила Мари Ив.

— Не смейтесь, дорогая. Это совсем не так забавно. И жертву можно приносить с чистыми помыслами. А не так, как толкуют всякие мальчишки. — И Майя покосилась в сторону соседей. Те подхватили свои бесформенные мешкообразные сумки с множеством кармашков и подались к выходу.

— Ну так как, хотите?

Мари посмотрела на женщину напротив. В её мозгу, подпитанном густым супчиком, произошли разительные сдвиги. Словно щёлкнуло что-то, и она испытала мгновенное озарение. Она наконец сложила один и один и получила результат. Изображение безголового трупа на экране в кабинете следователя. Болтовня мальчишек за столиком. Настойчивое желание шефа погонять её по всем инстанциям. И эта экскурсия. Её охватил охотничий азарт взявшей след гончей.

— Конечно, хочу.


Глава 13


Филинов набрал код фирмы и несколько секунд терпеливо ждал ответа, слушая классический мотив на тему фольклора. Потом музыка исчезла, и деловитый голос секретаря отозвался: фирма «Бейбиберг», секретарь слушает.

— Здравствуйте, Ксения Леопольдовна, — вежливо сказал Филинов. Он всегда был любезен с дамами. — Рад слышать вас.

Они обменялись ещё парой вежливых фраз, и следователь приступил к делу.

Сегодня ночью он проснулся ни свет ни заря с отчётливой мыслью о камере. Филинов наконец вспомнил, что не давало ему покоя. Камера наблюдения в лаборатории. В которую, если верить словам долговязого охранника, никто не заходил. Снились ему, как это неоднократно случалось, и с чем он уже давно смирился, обстоятельства дела. Были там и тёмные коридоры, по которым шастали подозрительные типы в офисных костюмчиках, и запертые двери с хитрыми замками, и лица свидетелей, беззвучно раскрывающие рты в попытке дать правдивую информацию — звук доходил чуть позже, искажённый тянущимся за словами нелепо низким или визгливым эхом. И ещё увидел он белобрысого секьюрити, глядящего на него прозрачными глазами и медленно выговаривающего слова, которые почему-то, в отличие от остальных, не имели своего эха и холодными камушками падали прямо в уши следователя. И полицейский понял, что фразу, которую он принял как прямое утверждение, вернее, отрицание некоего факта, можно понять как угодно. В том числе и совсем не так.

Секретарь выслушала следователя и деловито сказала, перебирая что-то шуршащее на невидимом для него столе:

— Конечно, господин Филинов, — опять зашуршало, и он услышал озабоченное: — Боюсь, в данный момент это не представляется возможным. С утра неполадки в системе. Вот как раз сейчас пришёл специалист. Простите, но вам придётся подождать.

— Я с вами свяжусь. — Филинов побарабанил по столу. — Леночка, зайди ко мне.

И строго сказал вошедшей Леночке:

— Золотко, пора пообщаться с твоим дружком из той конторы. Ну, тот, небритый гений в обносках.

— Он не в обносках, это стиль такой, — ответила Леночка, защищая своего гения. — А что небритый, так ему просто не до того.

— Ну, ну, — отозвался следователь, глядя, как девушка набирает код.

Небритый друг отозвался далеко не сразу. Последовал обмен приветствиями на том сленге, который Филинов, уже вышедший из юного возраста, изучал со словарём в силу служебной необходимости. Ему пришлось вытерпеть все эти словечки и фразочки, без которых, видимо, не мог обойтись ни один уважающий себя молодой человек.

— Ах, вот как, — наконец произнесла Леночка, глянув на Филинова зорким глазом, — что, полный? Ах, вон даже как.

Опять посыпались те же словечки, на этот раз прощальные, и Леночка разорвала контакт.

— Ну что, так и есть, во всех конторах полный… полный крах, — нашла она подходящее для начальника словцо. — Сейчас туда команда спасателей прискакала, на лихом коне. Смотрят, нет ли уцелевших.

И Леночка скорчила рожицу.


Директор тоскливо посмотрел на специалиста в розовом комбинезончике с зелёным логотипом поперёк спины. Вызванный спец колдовал за столом Ксении, глубокомысленно скребя подбородок и издавая невнятные звуки. Поглядев, как тот, подержав нерешительно палец над клавиатурой, ткнул пальцем в кнопочку, утробно хохотнул и сказал: «Упс!», Базиль Фёдорович сбежал из кабинета.

В помещении лаборатории было очень тихо. Он прошёл сквозь ряды ажурных полок, слушая тихий шелест жидкости в клубках тонких трубок, увидел лабораторный стол, стойку с прозрачными пробирками. У стола никого не было, и директор подошёл ближе. На столике был открытый коммуникатор с включённой креативной заставкой, и стояла чашечка с нарисованным махровым цветком. Он какое-то время смотрел на изумрудное поле экрана, по которому резвились розовые слоны. Не в силах отвести зачарованного взгляда от топочущих толстенькими ножками слоников, разных размеров и темперамента, директор проследил, как деловито шествующий от одного края экрана до другого круглобокий бледно-розовый субъект, помахивая хоботом, насмерть затоптал крохотного собрата, и пошёл себе дальше. Выбравшийся из беззвучно схлопнувшейся за ним изумрудной ямки, крохотный ярко-розовый слоник отряхнулся и, присев на круглую попу, забавно зачесался задней ногой. Ещё несколько разновеликих слонов в верхнем углу экрана играли в чехарду. Хмыкнув, Базиль Фёдорович отвернулся, взял в руку чашку с цветком и заглянул внутрь. На самом донышке колыхнулась янтарная жидкость.

— Хотите чаю, господин директор?

Он вздрогнул и виновато поставил чашку на стол. Госпожа Снайгер стояла рядом, глядя на него. В руке у неё был маленький пузатый чайник.

— Вот, пришёл посмотреть, как вы справляетесь тут одна.

— Мне хорошо одной. — Сильвия поставила чайник на стол. Нагнулась и достала откуда-то ещё одну чашку. На чашке был нарисован забавный пёсик с косточкой под правой лапой. Он не решился отказаться и присел на круглый табурет.

Отхлебнул из чашки. Это был травяной чай. Встретил её внимательный взгляд.

— Никак не решусь от неё избавиться, — сказала она, глядя на чашку с пёсиком. — Вы пейте, это ромашка.

Он покраснел, крутя чашку в руках.

— Вы знаете, — тихо сказала госпожа Снайгер, — я давно хотела вас поблагодарить, да всё никак…

Он замотал головой, проглатывая ромашковый чай.

— Нет, правда. Вы мне очень помогли. И похороны организовали, и всё такое. У него ведь никого здесь не было. Кроме меня.

— Ну что вы, Сильвия, — наконец ответил смущённый Базиль Фёдорович. — Это так естественно.

— Я только до сих пор не могу понять, зачем он это сделал.

— Ну, это, это… — он запнулся. — Наверное, на это были причины.

— Я не о том. — Она подняла на директора ясные глаза. — Почему он надел куртку Константина?

— Куртку Кисина? — спросил озадаченный Базиль Фёдорович.

— Я сразу и не поняла, что это она. Потом, когда следователь меня спрашивал, не было ли чего-то необычного, я ответила, что нет. А когда легла спать, всё лежала и думала. И под утро увидела его в этой куртке. И этот номер на рукаве. Не его номер. Номер Кости.


— Вот тут мы её и нашли, — молодой полицейский указал на впадинку в земле.

Когда-то засыпанную прошлогодней листвой, а теперь тщательно расчищенную и исследованную экспертами вдоль и поперёк. Сначала она была ограждена колышками с полосатой лентой, теперь ленту убрали, и это уже был просто край лесопосадки. Филинов поглядел в ямку. В последнее время техническое оснащение полиции достигло завидных высот, и на стол следователю ложились такие материалы, которые и не снились работникам сыска прошедших времён. Теперь можно было спокойно обследовать обстановку, не поднимая зад со стула. Филинов отдавал дань техническим достижениям, но работать предпочитал по старинке. Он постоял немного и неторопливо двинулся вокруг ямы, заложив руки за спину и посвистывая. Поднял голову и обвёл глазами верхушки деревьев, покрытые малюсенькими зелёными листочками. Перевёл взгляд ниже и оценил близость скоростного шоссе.

— Куда ведёт шоссе?

— В Дядькино, — ответил второй полицейский, постарше. Следователь посмотрел на него, и они встретились глазами.

Дядькино был элитным посёлком. Там стояли дома людей, что любили уединение, и не любили, чтобы их тревожили. Местные жители, работавшие в большинстве своём в хозяйстве, что расположилось здесь же, неподалёку, и поставлявшем продовольствие на весь окрестный рынок, дома́ эти называли за́мками.

— А за Дядькино что ещё?

Дальше были участки земли, отданные под коттеджи классом пониже. Коттеджи эти располагались на огороженном заборчиком обширном, продуваемом ветрами месте, аккуратно разделённом дорожками и засаженном деревцами. Жили там всякие люди, в основном с достатком выше среднего, и среди них следователь вспомнил как минимум одного знакомого — господина Акинушкина. Директора пресловутой фирмы.

Посмаковав немного мысль о том, что чистюля директор и есть главный злодей, что дало бы восхитительную возможность объединить два мутных дела в одно, Филинов вернулся к реальности.

Располагались в пределах очерченного для себя следователем на карте круга и другие объекты, которые не следовало сбрасывать со счетов: всё то же хозяйство с множеством разнообразных служб, включающих в себя скотобойню и хладокомбинат. Была здесь и фабрика по производству кормов для животных, расположенная почти на самой границе отмеченного Филиновым круга. Не говоря уже о территориях, занятых клубами любителей различного вида экстремального спорта, и аэродроме с множеством похожих на аккуратных белых птичек спортивных машин.

Допрос бомжеватого мужичка, первым обнаружившего тело, практически ничего не дал. Комкая в руках линялую шапку и шмыгая подтекающим носом, мужичок нудно рассказывал, как ходил в лесопосадку по грибы. При этом он оглядывался на вяло приткнувшуюся у стены сумку, в которой кучкой лежали несколько помятых и потерявших всякий вид жестяных банок из-под пива. Следователь выслушал рассказ про грибы. Местные жители и правда в последнее время повадились собирать их по лесопосадкам. По доходившим слухам, грибочки эти, ранее не отличающиеся ни вкусом, ни другими кулинарными достоинствами, обрели прямо таки удивительную способность вызывать у поевшего их человека силы просто необыкновенные. Филинову уже доводилось слышать о мужиках-производителях, снискавших себе прижизненную славу подвигами на соответствующем фронте. И о бабках, начинавших зреть в блюдце с водой чудные видения, и даже предсказывающих результаты футбольных матчей с точностью небывалой. Должно быть, не зря там раньше свалка была, подумал следователь, слушая мужичка.

Вернувшись в родной кабинет, Филинов задумался, сидя на стуле и в который раз перебирая факты.

Труп обнаружен недалеко от шоссе. По этому самому шоссе ранним утром проезжает достаточное количество народа, стремящегося попасть в город до того, когда начнутся неизбежные и неизжитые до конца пробки. В числе прочих там был и небезызвестный господин директор. Время прохождения его машины по шоссе на интересующем следователя отрезке зафиксировано с приблизительной точностью, и вполне укладывается в одну из версий. Он вполне мог остановиться, вытащить труп из багажника, дотащить до лесопосадки и уложить в ямку, присыпав прошлогодней листвой. Правда, никто из проезжавших в это время по шоссе толком не мог вспомнить вставшую у обочины машину. И, как всегда, срабатывал извечный механизм ложной памяти. Нашлись люди, которые утверждали, что машина была. Были даже те, кто видел, как некто, подозрительно оглядываясь по сторонам, тащил из багажника предмет, похожий на завёрнутый в тряпку труп. Филинов относился к таким показаниям как к неизбежному злу. Тем не менее, он обязан был всё проверить.

К сожалению, или к счастью, у господина директора алиби. Филинов проверил записи камер, установленных и при въезде на территорию коттеджного посёлка, и камер у двери самого дома. Вошедший к себе жилец не выходил до самого раннего утра. Если, конечно, он не протащил труп с собой в машине. Следователь хмыкнул, охватывая щёки ладошками и глядя в пространство. Приблизительное время смерти — от часу до трёх часов ночи. До этого могло случиться всё что угодно. Женщину мог подсадить в машину и отвезти к себе любой более-менее привлекательный мужчина, а господин директор вполне укладывался в эти рамки.

Под ухом тренькнуло.

— Пришли результаты по вашему запросу, — Леночка говорила сухо, не в силах забыть словечко об обносках, — будете смотреть? И к вам просится свидетель. Это по делу о маньяке.

— Зови свидетеля.

Вошедшую женщину Филинов мгновенно отнёс к категории «Щ». Так в его собственной, содержащейся лишь в его голове картотеке обозначались граждане женского пола и специфического, весьма, впрочем, распространённого, стиля жизни. Буква «Щ» происходила от слова «щука».

Женщина уселась на стул напротив и выжидательно уставилась на следователя. Глаза её за стёклами очков казались выпуклыми и похожими на рыбьи. Она сразу заметила скромный пиджак следователя, примятый на рукавах, и недорогую рубашку. Филинов почувствовал, как на нём с тихим щелчком прицепился и повис, покачиваясь, незавидный ярлык неудачника. В отместку он решил, что её старомодные, давно вышедшие в тираж очки в пластиковой оправе, продававшиеся повсюду с невиданной скидкой, явно куплены из одной только мелочной экономии.

Однако свидетель оказался полезным. Сурово глядя на полицейского выпуклыми глазами рыбы, женщина-щука сообщила, что у неё пропала жиличка. Ушла и не вернулась. Всё бы ничего, но пора платить за квартиру. Если эта девица не в состоянии платить, пусть съезжает. У меня не благотворительная организация. А если пропавшая девица и есть та, про которую трубят в газетах, так пусть полиция это выяснит. Квартира простаивает, а жизнь нынче всё дорожает и дорожает.

Следователь её внимательно выслушал. Взял из рук и оглядел документ с паспортными данными пропавшей. Вытянул из цепких пальцев и прочитал копию договора на съём жилплощади. Вытряхнул из хозяйки квартиры всё, что только можно, о жиличке. Та всё никак не уходила, требовательно глядя на Филинова и настаивая на выдаче ей, квартирной хозяйке, соответствующей справки о том, что убитая и есть её пропавшая жиличка. Наконец он избавился от неё, отправив в другой отдел под благовидным предлогом. Велел Леночке больше никого не впускать и принялся за дело. Теперь, когда он располагал конкретным именем с номерами страховок и прочими вещами, без которых не существовал ни один нынешний гражданин, всё стало намного проще. Он уже проверил пропавших женщин подходящего возраста, но все они оказались пустышками. Эта подходила по всем статьям.


Специалист поднялся со стула, потирая спину и разминая коленки. Со стуком захлопнул чемоданчик с выведенным по диагонали логотипом фирмы. Почесал живот в розовом комбинезоне и широко зевнул, прикрывшись ладошкой.

— Почто только штаны просиживал, — сказал сурово, окидывая секретаря неприязненным взглядом, — нет у вас ничего. Можете работать. Зря только время потерял.

Поддёрнул лямки комбинезона, отвернулся, подхватил чемоданчик и торопливо вышел, зацепившись за косяк.

Столкнувшийся с недовольным работником службы коммуникации директор проводил его взглядом. Ксения уже сидела за столом, торопливо стуча по кнопочкам.

— Неужели всё в порядке? — недоверчиво сказал директор, глядя в удовлетворённое лицо секретаря. Он настоял на вызове службы поддержки, резонно полагая, что не может такого быть, чтобы они одни не пострадали.

— Я же говорила, Базиль Фёдорович, не надо нам было этих волосатиков вызывать. Только деньги зря потратили.


Глава 14


— О ты, неназываемый, непревзойдённый, неподражаемый и неизбывный. Ты, спускающийся к нам сверху, оттуда, где нет ни печали, ни горя, ни страданий, где царит совершенство. Ты, дарующий нам тепло своего огня, ты, воплощение всего сущего, альфа и омега, начало и конец, причина и следствие. Ты нисходишь к нам, спускаясь по ступеням огромной лестницы, по степеням совершенства, и музыка небесной арфы сопровождает тебя. Приди, ибо мы ждём твоего появления в надежде. Приди, ибо мы нуждаемся в тебе. Озари нас своим присутствием и вдохни в нас жизнь.

Мари Ив тихонько поёрзала, двигая онемевшей спиной. Сидеть на голой земле со скрещёнными в крендель ногами пришлось долго. Но зрелище того стоило. Она повела глазами, не поворачивая головы, на соседей. Те как устроились в позиции, сложив ручки на коленки, да так и сидели, временами покачиваясь из стороны в сторону в такт речи главного жреца.

Вот уже который день Мари таскалась за своей новой знакомой. Та была неутомима. Они уже посетили несколько мест, где собирались члены общества, которое сама Майя называла служителями Живительного Огня, а Мари считала собранием людей, которым нечего делать, и от этого просто мающимися дурью.

В день, когда Майя представила Мари обществу, в полупустой квартире одного из таких служителей собралось около десятка человек. Мари протянула было руку хозяйке, даме средних лет, но та сразу пресекла её попытку, крепко взяв девушку за локти и облобызав в обе щёки. Чувствуя боль после цепких пальцев дамы, Мари двинулась в комнату. Там прямо на ковре уселись в кружок члены общества. Собравшиеся непринуждённо болтали, как старые знакомые, их ничуть не смущало ни отсутствие стульев, ни скудное угощение, состоящее из большой посудины с прозрачной жидкостью, в которой Мари с содроганием признала обыкновенную воду, и разложенных в обширном блюде круглых диетических хлебцев.

Там ей пришлось повторить процедуру. Две полные женщины неопределённого возраста радушно приветствовали её. Девушка одних с Мари лет холодно чмокнула губами ей над ухом, скептически кося густо накрашенным глазом на модную кофточку новенькой. Немолодая девица со скуластым бледным лицом и редкими, зачёсанными наверх волосами, расцеловала её, приветливо улыбаясь. Были там и мужчины, с которыми тоже пришлось обняться, и даже сымитировать некие лобзания в щёки. Двое из них были уже вполне солидного возраста, один юноша, явный студент, и мальчишка-подросток.

Пережёвывая кусочек безвкусной лепёшки, Мари слушала новых знакомых. Речь шла о каком-то очередном раскопанном артефакте. Накрашенная синей краской до ушей девица обменивалась с юношей-студентом специфическими словечками, очевидно почёрпнутыми в заумной книжке. Студент внимал со снисходительным видом матёрого археолога, иногда вставляя в разговор научный термин и победно обводя глазами окружающих. Мальчишка слушал обоих, раскрыв рот. Остальные тоже внимали, иногда высказываясь с непринуждённостью дилетантов. Мари вздохнула. Непривычные слова застревали в ушах, мешая понять смысл фраз, и ей стало скучно. Ждали прибытия важной особы. С тоской ожидая, что в дверь вползёт, одышливо отдуваясь, престарелый субъект, и заведёт нудные речи, она вымученно улыбнулась непрерывно щебетавшей у неё над ухом скуластой девице. Подобрала под себя босые ноги, мёрзнущие на тонком синтетическом коврике. По другую руку от неё сидела Майя и обменивалась с присутствующими восторженными репликами.

Хозяйка поспешила к двери, радостно улыбаясь, собравшиеся в кружок гости примолкли. Мари с тоской обернулась.

Первой её мыслью было, что приличный мужчина заблудился и забрёл не в ту дверь. Но когда приветливо покивавший на гомон собравшихся почитателей человек, заботливо сопровождаемый хозяйкой, прошествовал в центр комнаты и уселся на торопливо постеленный цветастый коврик, она поняла, что это и есть долгожданный гость.

Придирчивая Мари обвела гостя глазами и не выявила недостатков. Ни обтрёпанных краешков брюк, ни подозрительно дешёвой рубашки, ни сбившихся носков, словом, ничего такого, что выдало бы скрытую бедность субъекта, она не нашла. Из-под краешка безукоризненного манжета блеснули хорошие часы, и она решила, что вновь прибывшего можно отнести к лестной категории небедных мужчин.

Потом усевшийся на коврик мужчина заговорил, и она оценила хороший слог. Смысл речей ускользнул от неё, но Мари заслушалась, сидя на ковре. Девица рядом с ней тяжело сопела, вытягивая шею, и толкая соседку острым локтем в такт речи.

После была дискуссия, поднялся гомон, но Мари это уже было безразлично. Она только заметила быстрый внимательный взгляд, брошенный на неё с цветастого коврика и сразу скользнувший дальше. Когда наконец собрание закончилось, и все потянулись к выходу, церемонно прощаясь с хозяйкой дома, она, надевая туфельки, покачнулась и была поддержана крепкой мужской рукой. Важный гость улыбнулся, и ей показалось, что он ждёт только ответного шага. Но Мари шага не сделала, и мужчина лишь проводил её взглядом.

Потом ей ещё несколько раз пришлось участвовать в собраниях и даже выезжать за город, где, нарядившись в просторные балахоны, члены общества резвились, как дети. Совершая прыжки по молодой травке, Мари спросила скачущую рядом в хороводе Майю:

— Ну, и где же ваш обряд?

— Не всё сразу, милочка, — ответила та, устремляясь между молоденькими деревцами вслед за держащим её за руку собратом. — Вы должны влиться в коллектив. Да и время ещё не пришло.

— А когда оно придёт, это время?

— Скоро. Я вам сообщу.

И Майя весело взвизгнула, ныряя под ветки очередного дерева, увлекая за собой Мари.

Мари тихонько подняла голову в капюшоне. Над рассевшимися на земле тесным рядком, словно куры на жерди, членами общества Живительного Огня шумели сосны. Там, наверху, дул сильный ветер, с огромной скоростью пронося по серому небу обрывки облаков. Его непрерывное гудение то повышалось до свиста, то понижалось к глубоким рокочущим тонам, и тогда в голосе ветра слышались приближающиеся раскаты далёкой грозы. Зелёные верхушки деревьев описывали плавные круги над головами людей, иногда по веткам и шершавым стволам коротко шуршало, и сверху падали маленькие овальные шишки, сопровождаемые скрученными ножками сухих иголок.

Верховный Жрец, единственный истинный служитель и податель Живительного Огня, повернулся спиной, возложив руки, скрытые под широкими рукавами балахона, на камень. Камень был странной округлой формы, слегка склонённый набок и вмятый посредине, словно по нему ударила плашмя огромная ладонь.

На камне сидела большая белая птица. Индейку в клетке привезли с собой. Мари видела, как из багажного отделения их старенького автобуса, на котором они прибыли все вместе, вытащили сетчатый ящик и вынесли на поляну. Потом вырывающуюся птицу двое в балахонах подняли из клетки и посадили на алтарь. Жрец подошёл к испуганной птице, положил ладони ей на голову и тихо пошептал, наклоняясь капюшоном к самой головке с блестящим глазом. Индейка внезапно успокоилась, уселась на камне, сложив крылышки. Глаза её затянулись плёнкой. Казалось, она спала.

Жрец продолжал говорить. Голос рокотал непрерывно, понижаясь и повышаясь, вторя модуляциям ветра.

— Приди. Приди. Разорви темноту, разгони порождения зла. Даруй нам свет.

Голос повысился почти до крика, и одновременно с последним сказанным словом будто разом разорвали огромную атласную простыню, свистящий звук прошил воздух сверху донизу, и поляна полыхнула призрачным огнём. Никто не двинулся с места, а не успевшая испугаться Мари прилипла к земле, впившись ногтями в ладошки.

Клубок огня полыхнул прямо перед ними, круглый наклонный камень стал белым. Моргая вмиг ослепшими глазами, Мари какое-то время ничего не видела, кроме огненного пятна, превратившегося в негатив.

Сидевший рядом пошевелился, задев её коленкой, а по полянке растёкся запах жареного. Широко раскрыв глаза, она вгляделась в сгущающихся сумерках туда, куда, вытянув шеи, глазели и остальные. На наклонном камне лежало тело птицы. Округлые бока, стиснутые крупными ножками, вписались в выемку камня. Шипела пузырями жарящаяся на красной каменной поверхности шишковатая кожа. Острыми кончиками торчали крылышки с остатками белых перьев.

Аппетитный запах готовящейся на огне птицы усилился. Над округлым телом, на глазах приобретающем золотистый цвет, струился пар.

Двое в балахонах, придвинувшиеся с боков, взялись с двух сторон, подняли птицу, сняли с тлеющей поверхности и положили на большое круглое блюдо. Сидевшие на земле фигуры в балахонах зашевелились, оправляя капюшоны на головах и поддёргивая широкие тряпичные рукава.

Верховный жрец отошёл от тлеющего камня и повернулся к собранию. Лица́ его под глубоко надвинутым капюшоном видно не было, но Мари почувствовала внимательный взгляд. Жрец протянул руку и поманил её. По поляне прокатился вздох, повернулись головы в капюшонах. Провожаемая пристальными взглядами, она на нетвёрдых ногах вышла вперёд.

— Мы встречаем нашего нового члена, мы приветствуем его.

— Приветствуем… — отозвалась поляна.

Жрец отступил назад, ведя за собой Мари. Повернулся, и за его спиной она увидела стоящие на камне и отливающие червонным золотом чаши, одну большую, на круглой ножке, с двумя ручками в виде ушек по бокам, и маленькую. Провёл пальцами по волнистым краям большой, взял ту, что поменьше, и протянул девушке. Медленно колыхнулась густая тёмная жидкость. Мари протянула руку и взяла неожиданно тяжёлую чашу. Подняла к губам, видя краем глаза, как фигура в балахоне уже обносит большей по размеру посудиной собравшихся служителей Живительного Огня. Те прикладывались к краю, делали глоток, и чаша двигалась дальше.

— Пусть его радость станет нашей радостью. Его боль будет нашей болью. Его чувства и желания станут нашими, и соединятся в едином стремлении. Его огонь будет нашим огнём, его сущность сольётся с нашей сущностью. Мы станем едины, мы станем одно. Да будем мы одним целым, и да станет целое множеством. Да будет так, и не будет этому конца, ибо это есть начало и конец. Да свершится обряд посвящения.

Мари отпила. Жидкость оказалась сладкой и терпкой, словно старое вино.

— Пей до дна, — сказали ей на ухо, и она пила, пока не показалось округлое блестящее дно.

Она опустила руку, и чаша исчезла из ладони. На поляне уже горел огонь, разожжённый в сложенном кружком очаге из потемневших камней. В оранжевом свете костра Мари увидела круглое блюдо с жареной птицей. Собравшиеся вокруг фигуры, откинув капюшоны, тыкали в бока индейки вилками. Мелькали острые зубья, втыкаясь в худеющие на глазах розовые бока, разевались смеющиеся рты, блестели, сжимаясь и разжимаясь, зубы. Мужчины и женщины в одинаковых балахонах весело жевали, они говорили что-то, но Мари не разбирала слов. Поляна словно подёрнулась дымкой, а фигуры, сидящие на земле, потеряли контур и стали подёргиваться в беспорядочном танце. Она не отрывала взгляда от ещё покрытой кое-где коричневой корочкой тушки с остатками ножек. Ей мучительно хотелось вспомнить, где она уже это видела. Мелькали вилки, сверкали края блюда, а шум голосов внезапно стал тише и словно отдалился за край поляны.

Потом она увидела жреца. Он повернулся к алтарю и снова возложил руки на потемневшую поверхность, по которой ещё пробегали красные огоньки. Ладони его засветились, и она с содроганием увидела, как руки жреца загорелись огнём. Огонь стал подниматься выше, забрался по рукавам, и внезапно всё тело его стало одним светящимся силуэтом. Не в силах отвернуться, она смотрела, как лёгкий балахон невесомо сгорает в цветных языках пламени, обнажая фигуру мужчины, светящуюся в свете костра оранжевым светом. Он обернулся и протянул руки. Она стояла и смотрела, видя только сияющую огнём белозубую улыбку. На неё дохнуло жаром и терпким, смутно знакомым ароматом, словно от сжигаемой травы. Она закрыла глаза в страхе перед пламенем. Ноги её подкосились, и она почувствовала, как спина опирается на что-то округлое и тёплое. Это был алтарь.

Ей много раз приходилось читать в дешёвых романах, как героиня, попав в похожее положение, озарённая светом костра, камина или просто одиноко горящей свечи, принимает в свои объятия разгорячённого героя. Фраза: «и всё закружилось перед её затуманенным взором» была бы здесь как нельзя кстати. И весьма кстати была бы финальная фраза о блаженном забытьи. Но ничто не закружилось перед взором Мари, и слова о блаженстве остались просто словами.


Глава 15


— Итак, пропавшая — Анастасия Кашкина, двадцати девяти лет, незамужняя. Место работы — секретарь на рецепшен… Фирма мелкая, зарплата так себе. У Кашкиной имеется дочь, тринадцати лет. Понятно.

Филинов вздохнул, глядя в выведенный на экран портрет женщины. Округлое личико, мягкий подбородок с ямочкой, румяные щёки под слоем дешёвой пудры. Выбившаяся из пучка на затылке прядка свесилась на ухо с серёжкой в форме сердца. Дочь учится в интернате для одарённых детей. Следователь хорошо знал, что устроить туда ребёнка не так просто. Он посмотрел в документы. Так и есть, содержание оплачивает мать. В свидетельстве о рождении, там, где графа «отец» — жирный прочерк.

Он покривился, скребя пальцами подбородок, и глядя перед собой.

— Эх, жизнь моя лихая… — пропел дребезжащим тенорком. И добавил уже вполголоса, тоскливо выводя слова: — Долго я по приютам скитался, не имея родного угла…

Он хорошо знал, куда теперь может отправиться девчонка. Следователь опять вздохнул, зло ткнув пальцем в кнопку.

Согласно показаниям квартирной хозяйки и соседей, Кашкина жила скромно, лишнего себе не позволяла. Мужчин водила, но в меру. Вещички все из секонд-хенда и с дешёвых распродаж, хотя и с претензией на некий шик. Это подтвердил и осмотр, проведённый на квартире. Обычное жилище мелкой служащей, даже бедновато для офисного работника. Но Филинов знал, в чём тут дело.

Последний дружок, как охотно сообщила соседка напротив — некий молодой человек, по имени Эдик. Кажется, студент-химик.

Это уже было кое-что.

На квартирке, состоящей из крохотной комнатки, переходящей в прихожую, и маленькой кухни, Филинов побывал ещё вчера. Он сделал круг по комнатке, с трудом протиснувшись вдоль облезлого дивана, покрытого цветастым покрывалом, и стола с пластиковой скатертью. На скатерти стояла ваза с искусственными фруктами. Одна пластиковая груша была надкушена сбоку. Пробрался мимо стола к окошку, завешенному дешёвым розовым тюлем в цветочек. Выглянул наружу и увидел стену противоположного дома. Внизу виднелось яркое пятно детской площадки, откуда слабо доносились радостные крики малышни, и где стояла скамейка. На скамейке сидели бабки. Он прошёл на кухню и посмотрел поверх спины эксперта на упаковку пирожных в прозрачной коробке. Коробка и стоящая рядом бутылка дешёвого вина покрылись пылью. С круглой жестяной баночки смотрела улыбающаяся килька в полосатой фуфайке.

Продукты на раскладном столике были нетронуты. Очевидно, хозяйка в квартиру так и не вернулась. И, очевидно, у неё было назначено свидание.

Филинов посмотрел ещё, как эксперт рукой, затянутой в перчатку, аккуратно переворачивает бутылку, а нарисованная на этикетке кудрявая дамочка с осиной талией повисает вниз головой, и вышел в коридор.


— Ленок, у тебя нет знакомых в системе образования? — спросил Филинов, досадливо морщась. Леночка подошла, взглянула на экран. Он ткнул пальцем в строчки документа.

— Это её девочка? — Леночка пригорюнилась. Она знала, что шеф терпеть не может навещать безутешных родственников.

— Вот ведь пакость, — шеф посмотрел на неё, — ты знаешь, сколько стоит один год в интернате?

— Ну…

— А я сейчас вот узнал. — Следователь раздражённо оттолкнул от себя чашку. Он ещё не завтракал, и кофе, поданный сердобольной Леночкой, пришёлся весьма кстати.

— Будете ещё? — спросила девушка, забирая чашку. — А то вас документы дожидаются. По другому делу. Сами просили, а смотреть не смо́трите.

Филинов зарычал, провожая её взглядом. Строго говоря, Леночка не была ему должна ничего. Она вообще, по глубокому её убеждению, никому и ничего не была должна. Леночка была практиканткой. По рекомендации руководства отдела, где работал Филинов, которое отметило старательную девочку на побегушках, подрабатывающую у них ещё со своих школьных времён каждое лето, она отправилась учиться. Потом девушка неоднократно озаряла своим присутствием стены отделения, навещая будущих коллег, и, когда явилась на практику, её приняли как родную. Леночка была скромна, понятлива, расторопна, но никому уже не давала сесть себе на шею, и любители погонять безответных практикантов после нескольких кавалерийских наскоков на новенькую так же резво и отскочили, неся моральные потери. К Филинову же Леночка прониклась неожиданной, почти материнской заботой, что вызывало у коллег зависть и рождало неуместные шутки. В чём тут дело, простодушный в некоторых вопросах Филинов выяснил вскоре, случайно подслушав разговор двух коллег-полицейских женского пола. Он тогда уронил на пол отчёт за квартал. Отчёты по старинке приходилось дублировать на бумаге, бумага была на счету, а строгий завскладом просто зверствовал, выдавая под расписку каждый клочок. Поэтому следователь, отдуваясь и поминая всех святых, заполз под свой стол, и принялся вытягивать, осторожно скребя по полу кончиком пальца, драгоценный листок. За этим занятием он провёл достаточно времени, чтобы услышать разговор двух вошедших в кабинет дам. Дамы тут же принялись сплетничать, не заметив Филинова, и он узнал много интересного о своей особе. Оказалось, Филинов считался в отделе чем-то вроде живого талисмана. Было отмечено, как верная примета, что стоит с ним поработать в паре, или под его руководством, как напарник вскоре уходит на повышение. А если напарник женщина, то тут уже совсем хорошо. Дамы щебетали, и он узнал, что стоит женщине поработать в обществе старого доброго Филинова хотя бы квартал, она или тут же забеременеет — при самых неблагоприятных доселе прогнозах медиков — или получит прекрасный старт своей карьере. При этом сам Филинов об этих обстоятельствах ни сном, ни духом. Дамы ушли, а следователь потом ещё долго сидел на полу, забыв о забившемся под стол отчёте, и вспоминал всех работавших с ним девиц и прекрасных дам.

Филинов встал с нагретого стула и прошёлся по кабинету, помахивая руками в попытке изобразить упражнение из утренней гимнастики. Нет, надо отвлечься. Фото девочки с наивными глазами из-под густой чёлки стояло перед глазами, и он фыркнул, помотав головой:

— Уймись, дурак.

Пробежался ещё раз по диагонали, махая руками, и с размаху сел на стул, придавив брошенный на спинку пиджак.

— Ох, уймись, уймись, моя тоска, — пропел тихонько, выводя на экран документы, присланные фирмой «Бейбиберг».


Коридор, скупо освещённый тусклым светом дежурной лампы, был серым и пустым. Густые тени лежали по углам. Никого и ничего.

Филинов прокрутил многие метры записи, убедившись, что его завалили материалом по самое нехочу. Добросовестная Ксения Леопольдовна прислала следователю всё, что смогла. Хуже нет, копаться в чужих документах. Сам чёрт ногу сломит, бубнил себе под нос следователь, вертя онемевшей шеей перед экраном.

Так, вот холл. А вот площадка перед коридорчиком, ведущим к двери в лабораторию. Наконец-то. Маленький столик охранника с крохотной лампой на кривой цыплячьей ножке, прикреплённой к краю. За столиком сидит охранник. Куртка сливается с рубашкой того же цвета, голова склонилась над столиком, на столике развёрнутый журнал. Филинов всмотрелся. Журнальчик для мужчин. Понятно.

Какое-то время он смотрел, как охранник сидит за столом, изредка переворачивая страницы, иногда поднимая журнал и вертя под разными углами на красочных разворотах. Потом охранник заёрзал на месте. Следователь уже догадывался, в чём дело, и правда, скоро охранник встал, отложив журнальчик. Торопливо вышел из-за стола и направился по коридорчику за угол. Вернулся, отдуваясь, сел на стул. Посидел. Потом опять вскочил, и Филинов имел возможность наблюдать повторившуюся несколько раз одну и ту же картинку его торопливого похода в туалет.

Наконец охранник, положа одну широкую ладонь на живот, вытянул из крепления на ремне служебный коммуникатор, и ткнул пальцем в кнопку вызова. Губы его при этом шевелились, но Филинов не слышал ни звука. После этого, сунув коммуникатор обратно, повертел головой, снял кепку, отерев явно вспотевший лоб, и направился привычным маршрутом.

Опять прокрутились метры и метры записи. Вот появился Фоскарелли. Филинов увидел фигуру в форме, прошествовавшую по коридорчику, сначала к опустевшему столу, затем за угол к туалету. Какое-то время Фоскарелли не было видно, затем он вышел из-за угла и направился прямо к двери в лабораторию. Дверь виднелась с краю, и Филинов напряжённо всмотрелся в экран, помаргивая уставшими глазами.

Охранник повозился у замка. Судя по движениям рук, он провёл своим удостоверением в пазу для карт идентификации. Ещё несколько телодвижений, и дверь открылась. Скользнуло в сторону полотно сверхпрочного материала, втягиваясь в стену. Потом охранник прошёл внутрь, и дверь за ним закрылась.

Филинов нажал на паузу, задумчиво поскребся под подбородком. Он вспоминал пункты инструкции, написанные специально для таких случаев. Что-то здесь было неправильно. Пустил изображение дальше. Дверь закрылась, коридор пуст. Потом в коридорчике появился другой охранник, и встал у столика, облокотившись ладонью о край.

Полюбовавшись на него некоторое время, Филинов взялся за другую запись. Помещение лаборатории. Время то же. Вот открывается дверь, и входит охранник. Видно только его силуэт в тёмной форме, да смутно белеет лицо под козырьком кепки, надвинутой на лоб. Следователь поморщился, вглядываясь в экран. Видно было плохо, изображение человека отбрасывало неясную тень, и то и дело сливалось с фоном стены. Наконец он догадался, в чём дело. Кругом дрожали огоньки, окружающие цветочные горшочки, множество огоньков сливались в один зыбкий свет, падающий со всех сторон и постоянно сбивающий оптику камеры.

Вот тёмная фигура охранника зашла за стеллажи и принялась двигаться вдоль полок, мелькая между рядов растений, раскинувших в стороны округлые листочки. Ещё несколько шагов, и охранник возник у ряда металлических шкафов, возвышающихся много выше его роста и опоясанных панелью с окошками кодовых замков. На панелях шкафчиков светились огоньки. Охранник остановился у крайнего в ряду шкафа. Повернулся к нему лицом и склонил голову. Следователь с досадой понял, что ему теперь совершенно не видно, что тот делает. За широкой спиной в форменной куртке скрывался практически весь шкаф, и можно было только догадываться, что там происходит. Вот спина подвинулась в сторону, и напряжённо всматривающемуся в экран следователю показалось, что слабо высветился край дверцы. Кажется, дверца была открыта. Он тихо выругался, прилипая к самому изображению. К сожалению, чёткость и так уже была на пределе. Так открыл он дверцу или нет? Спина опять подвинулась и замерла. Филинову показалось, что охранник сказал что-то, стоя лицом к шкафчику. Звук был отвратительный, он выкрутил его до предела, и всё равно слышал лишь невнятное гудение фона. Потом изображение дёрнулось и пропало совсем.

Следователь подскочил на стуле, глядя на покрывшие экран полосы, сменившиеся мельтешащими точками. Он не успел решить, вызвать ему подмогу в лице более компетентных сотрудников или поискать другую запись, как изображение возникло вновь. Он открыл рот, сдерживая желание протереть глаза. Только что он видел спину охранника Фоскарелли. Теперь перед ним на экране был шкафчик с аккуратно закрытой дверцей, а охранник Фоскарелли, упав на пол — Филинов не сразу его обнаружил — отползал назад по коридору. В руках у охранника был пистолет. Онемев, следователь смотрел, как охранник, демонстрируя отличную технику, отползает вглубь тянущихся вдоль помещения и возвышающихся до самого потолка ажурных полок. Пистолет был по всем правилам зажат в руках и направлен в противоположную движению сторону. Филинов проследил линию огня. Там никого не было. Совсем никого.

— Что за чёрт, — пробормотал следователь, глядя, как охранник пропадает из виду за полками.

Какое-то время ничего не происходило. Потом послышался неясный звук. Звук стал громче, и из-за стеллажей показался охранник. Фоскарелли передвигался странными короткими шажками, хватаясь свободной рукой за стойки. Его явно пошатывало. В неровном дрожащем свете, заполнявшем помещение лаборатории, фигура его то расплывалась, сливаясь с собственной тенью, то становилась странно плоской, будто вырезанной из чёрной бумаги. Дойдя до двери, он долго не мог выйти, беспорядочно мельтеша рукой у замка. Наконец дверь поползла в сторону, и охранник вывалился в коридор. Мелькнули его ноги в тяжёлых форменных ботинках, и дверь поползла обратно.

— Однако, — сказал следователь, глядя на закрывшуюся за Фоскарелли дверь. В помещении вновь было пусто. Пусто и тихо.

Потаращившись некоторое время в экран, на котором оставалась неизменная картинка ночной лаборатории, он отыскал следующую запись. Коридор. Вот в тёмном углу экрана возникает дрожащая полоска света, и из открывшейся двери вываливается человек. Он падает на четвереньки, пробегает таким странным способом несколько шагов по инерции, потом встаёт. Озирается, видит стоящего у столика другого охранника, отшатывается к стене, и изумлённый следователь видит, как он, буквально прилипая спиной к панели, проползает мимо поворачивающегося ему вслед напарника. Напарник шагает к нему, протягивает руку, и тот направляет на него дуло пистолета. Напарник отшатывается, а Фоскарелли отступает, повёртывается спиной и бежит по коридору, скрывшись из виду.

Кисин идёт за ним, и следователь видит, как Константин проходит немного по коридору, очевидно крича вдогонку убежавшему напарнику. Стоит, глядя вслед и пожимая плечами. Потом медленно поворачивается в сторону оставленного поста. Филинов моргнул. Кисин, двинувшийся было к своему столику, замер на месте.

Следователь перевёл глаза в другой угол экрана. Там был стол, на столе лампа, в кружке света небрежно развёрнутый журнал. Кисин делает шаг вперёд, потом отступает обратно. Поворачивается и бежит по коридору, туда, где должен быть туалет. При этом с него слетает кепка и, крутясь, отлетает к стене.

— Да что же это такое? — с удивлением сказал Филинов, глядя на крутящуюся по полу кепку.

Полюбовавшись на кепку, наконец застывшую на месте, он глянул в сторону и обомлел. По коридору двигался белобрысый верзила. Следователь признал в нём того самого секьюрити, что на днях приходил к нему в кабинет. Миновав столик охраны, верзила нагнулся, аккуратно поднял валяющуюся кепку и неторопливо двинулся вслед убежавшему Константину. Всё было вполне мирно, вот только следователю, напряжённо заморгавшему глазами, показалось, что тот на мгновение заслонил собой лампу, укреплённую на краю стола, и обойти которую было возможно только с одной стороны. С другой столик был плотно придвинут к стене. Помотав головой и потерев занемевшую шею, следователь решил, что пора закругляться. Вот уже в глазах рябит от усталости.

Он с кряхтением выпрямился на стуле, откинувшись на спинку и вытягивая руки в стороны. С наслаждением потянулся, вертя головой и зажмурив глаза. Собрался было встать, и замер. Плюхнулся обратно и осторожно ткнул кнопочку, возвращая картинку. Прокрутил запись немного назад. Посмотрел, опять открутил. Откинулся на стуле и сморщился, принимаясь скрести щёки, не отводя глаз от экрана.

— Ну и откуда же он появился, скажите на милость? — спросил окружающее пространство. Он только сейчас понял, что белобрысый охранник шёл с той стороны, откуда появиться просто не мог. Там был тупик, и единственная дверь, откуда он мог выйти, была дверь лаборатории. Совершенно пустой и хорошо закрытой.




[…………]